VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Laisan miehen starina

Laisan miehen starina

Karelian Proper
Uhta
Оli kerran laiska Matti ta hänellä oli kakši lehmyä. No akka alko noituo, jotta hiän ei rua työtä.
Elä šie, akka, kiirehi, kyllä šitä vielä ruatah.
Akka elätti Mattie lehmien tuotteilla. Matti huomuau, jotta akalla on kertyn kymmenie ruplie rahua kassah. Matti šanou akallah, jotta "anna miula nelläkymentä viisi rupl’ua rahua, jotta mie oššan heposen ta lähen tienuamah".
Šie, – šanou, – pirun laiska, et lähe mihinä heposen oštoh, vain viet miulta rahat, – šanou akka Matillah.
Kyllä mie lähen, – šanou Matti, – ta kyllä mie vielä tienuan.
No akka antau rahua ta ajattelou: "Anna, peijäkaš, mänöy, jotta ei pie elättyä". Matti kuin šai nelläkymentä rupl’ua rahua, nin paino lakin piäh ta läksi heposen oštoh. Matti kuin muantiellä käveli, nin häntä vaštah tuli mieš oikein laisalla heposella, min meinasi myyvä. Matti kyšyy, jotta "eikö mieš hevoista myö"?
Joo, jo olen kakši kuukautta myökšennellyn, ta ei ole kenkänä oštan.
Mitä makšau heponi? kyšy Matti.
Ka nelläkymmentä rupl’ua. Ka tämä on niin laiska, jotta ei piäše ni kunne.
Ka šilloin ei isäntyäh jätä, – ajattelou Matti.
Matti anto nelläkymmentä rupl’ua rahua ta läksi kotihis päin ajua köröttelemäh. Matti mäni, tiehuarah ta kiänti heposeh kotihis, tai akka huomuau, jotta on, pahuš, šuanun heposen. Matti kuin ajo pihalla, nin akka tuli vaštah ta šanou:
Vieläpä löyty muajilmašta toini laiska, kuin Matti on.

Matti vaštai:
Semmoini šen olla pitäy, jotta ei isäntyäh jätä heponi.

Matti vei heposen tallih ta anto heinyä ta iče mäni pirttih. Šitte Matti ompeli pienen värčin ta pani šiihe nauhat. (Tämä oli kun pieni tupakkivärčči). Matti kun šai värčin valmehekši, nin paššautti värččie heposen hännän alla, jotta paššuauko. Matti tuli tupah ta makasi yön rauhallisešti. Huomenekšella kuin nousi, nin kyšy akaltah kakšikymmentä rupl’ua hopieta, jotta piäšöy tieneššin alkuh.
Kyllä šie, pirun laiska, et lähe ni kunne, – vaštuau akka, – vain šyöt miulta kaikki rahat.
Niin akka anto rahat ta šano:
Ala painuo, vielä köyhytät miun šaman näkösekši, kuin iče olet.

Elähän, akka, hätyäle, kyllä šitä rahua tulou, kuin mie piäšen tienuamah.
Tähä šamah kyläh tulou kolme herrua, jotka oli kyytie vailla. Ne šai kuulla, jotta laisalla Matilla on heponi, ta hiän pitäy šuaha Matti kyytih. Niin hyö kävelläh Matin luo ta šanotah päivyä Matilla.
Päivyä, päivyä, herrat.
Eikö Matti lähe kyytih? šanotah herrat.
Ka lähen, vain miula on heponi laiska, kuin ičeki.
Tokko še heponi voipi vetyä miät, – šanotah miehet.
Ka kyllä še vetäy, vaikka miun mökkini, – šanou Matti.
Niin Matti val’l’ašti heposeh ta šamalla pani hännän alla värččih kaksikymmentä rupl’ua hopieta. Herrat ei huomattu, ta Matti läksi ajamah. Herrat paissah:
Kylläpä on Matilla laiska heponi, vain šemmoni še pitäy olla, jotta ei isäntyä jätä.

Herrat šanotah:
Eikö vois vähän ruoškua näyttyä, jotta hiän joutummin kävelis.

Matti ravahutti kolme kertua hevoista ta heponi työnši šitan. Matti kun ajo šittaläjän luo, nin hyppäi reještä ta rupei ruošan varrella hämmentämäh. Herrat kyšytäh, jotta mitä nyt mieš Matti meinuau.
Ka pitäyhän kahella laisalla olla tuotetta.
No herrat nousi reještä ta nähäh, jotta heponi on šittun hopieruplie.
Ka voi perhana, tämäkö hopieta šittuu?
Ka niättä šen omilla šilmillänä.
Ka eiköhän Matti myö meilä tätä hevoista?
Ka milläpä mie iče, laiska, elän, kun toisen myön?
Herrat ajatellah ta lašetah, jotta še heilä šittuu yhtenä yönä šatoja ruplie, kun vain hyvällä piemmä. Matilta kyšytäh, jotta "äijäkö šiula, pitäy makšua täštä heposešta"?
Ka kolmešatua rupl’ua miun pitäis šuaha. Kait mie šillä elän vähän aikua.
Mitäš, herrat annettih Matilla kolmešatua rupl’ua ta lähettih kotihis ajamah laulun kera, jotta nyt hyö rikaššutah kokonah, kun šuatih tämmöni heponi. Herrat lašetah, jotta "šie pie , mie pien toisen ta šie kolmannen, jotta šuamma yhen verran rahua". Ka niin hyö vietih heponi linnah ta pantih tallih ta vielä pantih verka jalkojen alla, jotta šiihe šittuis rahat. Huomenekšella mäntih kaččomah, nin ei ollun yhtänä kopeikkua šittun. Herrat ajatellah, jotta jokohan Matti petti heitä. Nyt toini herra šanou:
Anna miula, nin mie en šyötä niin äijyä, nin kyllä šuamma tulokšet.

No niinhän še vietih ta pantih verka jalkojen alla šeuruavakši yökši. A huomenekšella mäntih kaččomah, ka ei ollun yhtänä kopeikkua.
Voi perkelehen Matti, petti še kumminki miät.
No kolmaš herra šano:
Mie en ušo šitä, jotta heponi ei tuota rahua, kun Matti šai niin huonolla hoijolla, ta myö vielä näin hyväsešti hoijamma ta ei tule mitänä.
Ka antuathan miula heponi kolmannekši yökši, šiitähän on kumma.
Kolmantena huomenekšena kun mäntih kaččomah, nin ei šielä ollun kuin šuuri tukku šittua heposen peršien takana. Herran rouva nakrau, jotta nuo on šuuret herrat aivan hulluja, kun kaikkie loruja ušotah. Та ajatellah, jotta ei ole tähä šuate heposet hopieta šittun, vain Matilla šitä tuli. Rouvat šanotah ukkojah aivan hullukši, kun ušotah kaikkie loruja. Herrat piätettih, jotta pitäy tänä päivänä tappua Matti, kerran, piru, noin rumašti petti.
No Matti kun nousi huomenekšella, nin šanou akallah, jotta "vierahie tulou tänä päivänä".
Ka mitä piruo tullou, ka jouvut kurjah tilah, – šanou akka Matilla.
No Matti šanou akallah:
Eläpä huoli, kyllä niitä keinoja riittäy, kun vain panet puita kiukuah, jotta še komiešti lämpiey.

No Matti pani kenkät jalkah ta mäni liäväh, ta otti puan ta vei hankella ta upotti šen keittämistä varte. Šitten hiän pani kiukuah kivie ušiemman ta šano, jotta "eipä mukavampua konštie, jotta šuan puan kiehumah". Matti kuin šai kivet kuumakši, niin vei kivet patah ta mäni pirttih ta rupei lintakuppieh šärpämäh, tai pata pihalla rupesi kiehumah. Herrat juštih tullah pihalla ta nähäh, kuin Matilla vesi hankešša olovašša puašša kiehuu, ta ihmetelläh pitkä aika. Herrat mäni pirttih ta šanottih, jotta "päivyä Matilla".
Päivyä, päivyä, – vaštasi Matti.
Mi šiula on tuošša ikkunan alla, kun kiehuu?
Ka eikö herrat ole nähty ennenvet še on kiehuva lähte.
No eiköhän šitä šais linnah? kyšytäh herrat.
Ka ei še ole kuin pata. Illalla kuin täytät, niin huomenekšella še rupieu kiehumah.
No onkohan še totta? šanotah herrat.
Ka šiitä niättä omilla šilmillänä, kun ollou valehta.
No eiköhän Matti myö meilä tuota, jotta šaisimma linnah? Myö annamma kolmešatua.
Herrat ruttoh hyvällä mielellä vejettih lompšah esillä ta luvettih rahat Matilla käteh puašta ta paistih, jotta nyt še vašta tulolähte tulou meilä. Laiska Matti kun šai rahat, nin mäni hyvin kepieh ta nošti herroilla rekeh puan. Matti kun mäni pirttih ta rupei nakramah:
Tulou šitä, akka, rahua, kun herran hulluja vain ošuau pettyä hyväsešti.

Akka šanou:
Kakolan linna šiun viimekši periy.

No Matti šanou:
Ei ole miula hätyä, kuin vain ei šiula olle.

Herrat kun mäni linnah, nin nakrettih, jotta nyt šitä šai Matilta helpolla hyvän veššan. Rouvat kyšytäh:
Min työ šaitta?

Ka tuon puan, ta kun illalla panemma vettä ta viemmä hankella, nin huomenekšella še jo kiehuu, ta šitä šiitä kaikki linnan ihmiset ihmetelläh.
No herrat enšin vähän ryypättih ta šiitä ruvettih patua panomah hankeh ta vielä i vettä kantamah. Rouvat šanotah:
Joko työ, herrat, oletta tullun huimakši, jotta konša teilä vesi kiehuu kylmäššä hankešša ta kylmäššä puašša?

Herrat kun šuatih valmehekši, nin ruvettih lippuja luatimah, jotta kun kaupunkista tulou ihmisie, nin pitäy vet näyttyä veššua ihmisillä. Hyö luajittih lippuja monenlaisie. Pojilla oli kaikkein kallehemmat ta lapšilla helpoimmat. No niinhän herrat kun šuatih liput valmehekši, nin luajittih ilmotukšet joka paikkah, jotta kaikki tiijettäis tulla kaččomah, ta vielä i vahti pantih, jotta ei ni ken veis. Та šinä yönä tuli kolmenkymmenen aštehen pakkani, ta pata kylmi umpijiäkši ta halkesi kolmekši kappalehekši, tai šiihe mäni koko lähte herroilta. Та huomeneš kun tuli, nin kanša keräyty, kuin mušta pilvi, ta herrat mäntih peittoh, jotta ei vain ihmiset heitä nähtäis. Vahti šiinä šeisuo törrötti, ta ihmiset nakrettih herrojen hulluutta ta šanottih:
Mäne šie pois ta elä ole niin hullu, kuin nuo herraš ollah, koko mieš.

Herrat täštä kiukuštah piätettih, jotta nyt Matilla ei ole kuin viijen minuutin aika elyä ta lähettih Mattie tappamah. No Matti tuaš huomenekšella kun noušou, nin šanou akallah, jotta "vierahie tulou, vain ei ole hätyä, šillä hyvie unija näin". Vain akka šano:
Viimeset päivät, Matti, vietät kivimuurien siämeššä.

Ka Matti šanou:
Ei ole hätyä, akka, kyllä vielä šelviemmä.

Tiijäthän šie, ukkoseni, – šanou akka, – kun čuarie ta herroja petät, nin niijen kera ei ole leikki.
Matti vaštasi, jotta "ei še herroilla ole työmiehien veri imettävä ta šuatettais hyöki elyä kuin muutki". Matti mäni liäväh ta leikkai pokolta kurkun poikki ta valutti veren aštieh. Та otti pokolta kusikukkaron ta täytti šen šillä verellä. Tulou šen kera pirttih ta šanou, jotta "rupie nyt, akka, auttamah". Niin nyt akka pani värčin oikieh kainaloh, ta Matti rupei ruoškua luatimah tai šai valmehekši. Matti šanou:
Nyt še on tuaš kaikki valmista, vain rupiemma, akka, päivällisellä, – ta alko šärpyä lintua.

A šilloin ne herrat tultih pirttih ta šanottih, jotta "päivyä Matilla, ta šiula ei ole kuin viisi minuuttie elämisen aikua". No Matti šanou:
Mikä šiinä, kertahan kuolla pitäy.

Akka šilloin rupieu itkömäh ta šanou:
Enkö mie šiula ole šanon, kun olet tätä ruatan.

Šilloin Matti šanou:
Voi perkeleh, kun vielä pitäy viimeni kerta noista akoista laškie kiukkuni veri pois.

Та löi akkuah veičellä oikieh kainaloh, ta akka lenti šelälläh. Herrat šanotah:
Voi, perkelehen Matti, akkaš tapoit!

Ka en mie tappan, kun lašin šen kiukkusen veren, šillä akoilla šitä aina riittäy miehie vaštah. Kyllä miula on šemmoni ruoška, jotta kyllä še virkuou, kun vain lyyvä rapšuau muutaman kertua.
Matti otti ruošan ta šano, jotta "kaččuot, jotta akoista on paha veri lašettava", – tai löi kolme kertua, tai akka nousi ylähäkši. Herrat ruvettih kyšymäh, jotta "ole hyvä, Matti, ta myö meilä tämä ruoška, šillä meilä on šemmoset akat, jotta niistä ei ole konšana pahua verta lašettu, ta ne on niin pahavirkaset, kuin konšana pahuot". Matti šanou:
Kun kolmešatua tulou, nin voin myyvä, vain halvemmalla en mie anna.

Ka tämä raha ei ole šuuri, – ta herrat annettih rahat Matilla ta mäntih kotihis.
Niin herrat mäntih linnah, ta šuurin herra otti ruošan, ta toiset mäntih hepoistah viemäh ta vielä šanottih, jotta "šiitä myö otamma ruošan". Herra kuin aštu pirtin šiämeh, nin rouva šano:
Min nyt olet hullutukšen löytän?

Ka elä kiukuttele šiinä, kačo mie lašen šiušta pahan veren pois!
Herra otti veičen ta löi akkuah oikieh kainaloh, ta akka i kuoli. Herra otti ruošan ta löi kerran, löi toisen ta vielä i kolmannen, ka akka ei ni nouše. Ka toini herra juokšou, jotta "anna, velli, ruoška, en pärjyä akan kera mihinkänä", – ta otti ruttoh ruošan ta mäni pois. Heti rouva oli vaššašša ta šanou, jotta "mitäpä nyt hullun vehkeitä kuletat"?
Ka miekö hullu, ka mie šiušta kiukkuveren panen vuotamah!
Та löi akkuah veičellä, ta še i kuoli. Hiän ottau ruošan, lyöy, lyöy, a akka ei nouše. Heti kolmaš herra tulla tupšahti ta šanou:
Miula on akka kuin koira, ta anna ruttoh ruoška miula.

Šai ruošan ta mäni löi akkuah veičellä ta ruošalla, ka akka i kuoli kuin toisilta. Nyt hännellä i tuli itku šilmäh ta juokšomah toisien luokše, a toiset tullah häntä vaštah.
Nyt ei muuta Matilla, kuin pitäy viijä mereh ta upottua šinne. Niinpä herrat luajittih tynnyri ta huomenekšella pannah Matti tynnyrih ta viijäh omalla heposellah meren jiällä. No Matti vielä huomenekšella šanou akallah, jotta "vieraita tulou, vain ei ole hätyäpiäšen pois". Matti ei kerin minnenä, kun herrat tultih ta pantih Matti tynnyrih. Vain Matti šanou:
Kuolomah mie jo jouvanki.

Herrat läksi ajua köröttämäh ta ajettih viisi kilometrie meren jiällä, vain purahat ta lapiet jiätih kotih. Nyt hyö jätettih tynnyri jiällä ta lähettih niitä käymäh. Vielä šanottih:
Anna šie jähmetyt vähäsen ennein järveh joutumistaš.

No Matti nyt ajattelou, jotta mi keino nyt auttau, no kumminki tuumi, jotta on niitä hulluja, jotka vielä uškou jumalah, ta rupei veisuamah. Šielä oli yksi pojari, mi ajoi poroilla ta oli hyvin vanha, ta hiän kuuli šen veisun. Še alko ajatella, jotta "mi ihme tuola on, kuin veisuau? Ka mie lähen kaččomah". Hiän mänöy. Matti kuin kuuli, nin šanou:
Mäne pois, šillä mie mänen taivahah.

Pojari šanou:
Ole hyvä ta piäššä milma mänömäh, šillä miula on jo kuušikymmentä vuotta ikyä ta olen pojari.

No miula on nelläkymmentä, – vaštuau Matti.
No piäššä, veikkon, šuat porot tai kaikki.
No avua tynnyri ta tule iče tänne.
Matti kun piäsi pois, nin šano:
Elä nyt virka mitänä, šillä šamalla rukoukšella šieki piäšet taivahah.

Та niin Matti pani tynnyrin umpeh ta mäni porojen luokše.
Herrat tultih ta pantih tynnyri mereh ta nakrettih, jotta "kyllä nyt Matin kurja kuoli". Otettih vielä ryyppyjä. Hyö mäntih Matin pirtin kautta ta nähäh, kuin Matti šitou poroja kiini puuhu. Herrat paissah välissäh, jotta "Matti on". Männäh läššä, ka Matti še on.
Ka terveh, Matti! Ka mistä šie olet tänne tullun?
Ka voi veikkosen, kun oisija pannun vähän šyvemmällä, oisin äijemmän poroja šuanun, a kun panija matallalla, nin vähäsen šain.
No eiköhän Matti veis meitä huomena šuamah poroja?
Ka voi viijä, по pitäy luatie šuuri tynnyri, jotta šovitta kaikki yhteh, ta mie vielä vien šyvemmällä.
Herrat mäntih linnah ta juuvah, jotta huomena hyö šuahah šuuri porolauma. Matti huomenekšella noušou ta šanou:
Nyt ne vierahat kyllä viimeni kerta tullah.

Akka šanou:
Kyllä šiut porokši poltetah.

Ka Matti ei muuta kuin rupesi päivällisellä, ta juštih tultih herrat ta tahotah Mattie viemäh heita mereh, jotta hyöki šuahah poroja. Matti šanou:
Kyllä mie tiät vien šinne, još ušotta.

Ka mintäh myö emmä ušo, kun vet omilla šilmillänä näkimä.
Ka aštuot tynnyrih šilloin!
Herrat ruvettih tynnyrih, ta Matti pani šen kiini. Matti vei herrat laulun kera avannon luo, mih häntä meinattih panna. Та Matti otti riiton avannošta ta työnši tynnyrin avantoh ta šano:
Näin mie piäšen pojareista tai herroista erilläh!

Matti tulou kotih ta šanou akallah, jotta "kerran piäsimä näistä erilläh, nin nyt mie rupien työtä ruatamah ta hyvin elämäh". Niin Matti vielä nytki eläy koissah tervehenä akkah kera.

Сказка про ленивого мужика

Russian
Был когда-то ленивый Матти, и было у него две коровы. Ну, жена ругается, что он не работает.
Не торопись, жена, я еще поработаю.
Жена кормила Матти тем, что выручала от коров. Матти замечает, что у жены набралось несколько десятков рублей. Матти и говорит жене, что "дай мне сорок пять рублей денег, я куплю лошадь и поеду на заработки".
Ты, чертов лентяй, – говорит, – никакой лошади покупать не пойдешь, только деньги у меня выманишь, – говорит жена своему Матти.
Не думайя пойду да еще и заработаю.
Ну, дает жена денег и думает: "Пусть чертяка, уходит, чтобы не надо было кормить".
Матти, когда получил сорок рублей денег, то нахлобучил шапку и пошел покупать лошадь. Матти как вышел на дорогу, то навстречу ему ехал мужик на очень ленивой лошади, которую задумал продать. Матти спрашивает, не продает ли мужик лошадь.
Да-а, уже два месяца продаю, но никто не покупает.
Что стоит лошадь? спросил Матти.
Да сорок рублей. Но она такая ленивая, что на ней никуда не уедешь.
Ну, тогда уж хозяина своего не оставит, – думает Матти.
Матти дал сорок рублей и поехал трусить домой. Матти свернул на дорогу к дому, и жена видит, что купил-таки, негодный, лошадь. Когда Матти приехал во двор, то жена вышла навстречу и говорит:
Смотри-ка, нашелся же на свете второй такой ленивый, как Матти [про коня].

Матти ответил:
Такая она и должна быть лошадь, чтобы хозяина своего не оставляла.

Матти поставил лошадь в конюшню, дал сена и сам пошел в избу. Потом Матти сшил маленький мешочек и пришил завязочки. Получилось вроде маленького кисета. Матти, когда сшил мешочек, то примерил его под хвост лошади, что впору ли. Матти вернулся в избу и проспал всю ночь спокойно.
Утром как встал, так попросил у жены двадцать рублей серебром, чтобы завести дело.
Уж ты, чертов лентяй, никуда не пойдешь, – отвечает жена, – только съешь у меня все деньги.
Дала жена деньги и сказала:
Проваливайсделаешь меня такой же нищей, как сам.

Не тужи, жена, будут деньги, как только я начну зарабатывать.
В эту самую деревню приходят три господина, которым нужна была подвода. Они прослышали, что у бедного Матти есть лошадь, и надо, чтобы Матти их свез. И так они идут к Матти и здороваются с ним.
Добрый день, добрый день, господа.
Не повезет ли Матти нас? говорят господа.
Повезу, только у меня лошадь ленивая, как и я сам.
А сможет ли эта лошадь нас всех везти? – говорят господа.
Может везти хоть эту мою избенку, – говорит Матти.
Так Матти запряг лошадь да при этом подвесил под хвост мешочек с двадцатью рублями серебра. Господа не заметили, и Матти велел господам сесть в сани и поехал. Господа говорят:
Ну и ленивая же у Матти лошадь, только такая она и должна быть, чтобы хозяина не оставила.

Господа говорят:
Нельзя ли немножко показать плетку, чтобы она побыстрее шагала?

Матти хлестнул три раза лошадь, и лошадь накакала. Матти соскочил с саней и стал рукояткой плетки ковырять в куче. Господа спрашивают:
Что же Матти сейчас делает?

Надо же двум ленивым иметь доход.
Ну, господа слезли с саней и видят, что лошадь накакала серебряных рублей.
Что за черт! Она у тебя серебро какает?
Так своими же глазами видели.
Не продаст ли Матти нам эту лошадь?
Так чем же я, сам лентяй, проживу, если другого лентяя продам?
Господа думают и прикидывают, что она им за одну ночь накакает сотни рублей, "если только хорошо будем кормить". У Матти спрашивают, что "сколько тебе заплатить за эту лошадь"?
Ну, триста рублей мне надо бы выручить. На это я, верно, сколько-то времени проживу.
Что ж, господа дали Матти триста рублей и поехали домой с песнейведь они теперь совсем разбогатеют, раз такую лошадь достали.
Господа решили, что "ты держи ночь, явторую, а тытретью, чтобы получили поровну денег". Так они приехали в город да поставили лошадь в конюшню да еще сукно постелили под ноги, чтобы на него накакала деньги. Утром пошли смотреть, так ни одной копеечки не накакала. Господа думают, что неужели Матти обманул их. Теперь другой господин говорит:
Дай мне, я не буду много кормитьнаверняка получим результаты.

Ну, увели лошадь и разостлали сукно под ноги и на другую ночь. А утром пошли смотретьне было ни одной копейки. "Вот сатана Матти, обманул все же нас"! Третий господин говорит:
Я не поверю, чтоб лошадь не приносила деньги, раз Матти добился при таком плохом уходе, а мы так хорошо кормили, но все ничего нет.
Дайте-ка мне лошадь на третью ночьтогда уж чудеса [если ничего не получится].
На третье утро как пошли смотреть, так не было там ничего, кроме большой кучи говна. Госпожа смеется, чго эти большие господа прямо сумасшедшие, всяким басням верят. Господа решили, что надо сегодня убить Матти, раз, черт, так некрасиво обманул.
Ну, Матти как только встал утром, то сказал жене, что "сегодня будут гости".
Каких бы чертей ни занесло, а быть тебе в жалком положении, – говорит жена Матти.
А Матти говорит жене:
Будь спокойна, хватит способов, только подложи дров в печь, чтобы пламя полыхало.

Ну, Матти обулся, пошел в хлев да взял котел и вынес на снег и поставил его в снег. Потом он положил в печь несколько камней и сказал, что "лучше не придумаешь, чтобы котел закипел". Камни когда накалились, Матти унес их в котел и вернулся в избу да начал хлебать из своей чашки линду, а котел на дворе закипел. Как раз господа заходят во двор и видят, как у Матти вода кипит в котле на снегу, и долго удивляются. Господа зашли в избу и сказали, что "добрый день, Матти".
Добрый день, добрый день, – ответил Матти.
Что у тебя там под окном кипит?
Так разве господа никогда не видаливедь это кипящий ключ.
Нельзя ли его перенести в город? спрашивают господа.
Это всего только котел. Его с вечера как наполнишь водой, то утром будет кипеть.
Но правду ли ты говоришь? говорят господа.
Так видите же своими глазами, если неправда.
Может, Матти продаст нам это, чтобы перевезти в город? Мы дадим триста рублей.
Господа живо, предовольные, вытащили свои бумажники и отсчитали деньги Матти в руку за котел да говорили между собой, что "вот у нас какой ключ теперь будет". Матти-лентяй как только получил деньги, то пошел и проворно поднял котел в сани господам. Матти вернулся в избу и начал смеяться:
Деньги будут, жена, умей только дураков-господ хорошенько обманывать.

Жена говорит:
Тюрьма тебя в конце концов ждет.

А Матти говорит:
Не волнуйся, со мной ничего не случится, если только с тобой не случится.

Господа как приехали в город, так смеются, что удалось же достать у Матти задешево хорошую вещь. Барыни спрашивают:
Что вы достали?

А вот этот котел как нальем с вечера полный воды и вынесем на снег, так утром уже будет кипеть, и все люди в городе будут удивляться.
Ну, господа сперва немного выпили да начали потом пристраивать котел в снегу и воду носить.
Барыни говорят:
Что ж вы, господа, совсем с ума сошликогда же это вода кипела в снегу и в холодном котле?

Господа все приготовили и начали билеты готовить, когда, мол, из города придут люди, то надо ведь людям показать эту вещь. Они наделали разных билетов. Для парней самые дорогие и для детейсамые дешевые.
Ну, как приготовили господа билеты, так развесили объявления повсюду, чтобы все пришли посмотреть, да еще и сторожа приставили, чтоб никто не унес [котел]. А в эту ночь был тридцатиградусный мороз, и вода в котле вся замерзла, и котел раскололся на три части, и не стало у господ никакого кипящего ключа. И когда наступило утро, народу собралось, как черная туча, а господа побежали прятаться, чтобы только люди их не видели. Сторож остался стоять как столб, и люди смеялись над глупостью господ и говорили:
Уходи ты восвояси, не будь таким дураком, как эти твои господа.

Господа, обозлившись, решили, что теперь для Матти осталось жить не больше как пять минут, и пошли убивать Матти. А Матти как утром встает, то опять говорит жене, что гости будут, но все обойдется, потому что хорошие, мол, сны снились. Только жена говорит:
Доживешь, Матти, свои последние дни за каменными стенами.

А Матти говорит:
Не горюй, жена, выпутаемся еще.

Ты же знаешь, муженек, – говорит жена, – как царя да господ обманыватьс ними шутки плохи.
Матти ответил, что нечего господам кровь рабочих людей сосать, могли бы они жить, как и другие.
Матти пошел в хлев, перерезал горло барану и выпустил кровь в посудину. Да вынул у барана мочевой пузырь и наполнил его той кровью. Приходит с этим в избу и говорит:
Помоги-ка, жена, мне теперь.

И так жена положила пузырь под правую мышку, а Матти стал плетку делать и приготовил ее. Матти говорит:
Теперь опять все готово, давай, жена, обедать, – и стал хлебать линду.

А тогда эти господа зашли в избу и поздоровались с Матти:
Тебе осталось жить только пять минут.

Ну, Матти говорит:
Что ж, когда-нибудь все равно придется умереть.

Тут жена начинает плакать да говорит:
Разве я тебе не говорила, что быть беде за твои проделки!

Тогда Матти говорит:
Вот дьявол, придется еще последний раз у жены дурную кровь пустить,
и ударил жену ножом под правую мышку, и жена полетела навзничь.
Господа говорят:
У, чертов Матти, жену свою убил!

Да не убил я, а лишь дурную кровь выпустил, потому что ее у баб всегда хватает [с избытком] против мужчин. Есть у меня такая плетка, что оживит ее, лишь только несколько раз стегнуть.
Матти взял плетку и сказал:
Смотрите, как у баб дурную кровь пускают, – и ударил три раза плеткой, и жена поднялась на ноги.

Господа стали просить, что "будь добр, Матти, продай нам эту плетку, потому что у нас такие жены, что у них никогда не пускали дурную кровь, и такие они вредные, как настоящие дьяволы". Матти говорит:
Если триста дадите, тo могу продать, только дешевле я не отдам.

Ну, эти деньги невелики, и господа дали Матти деньги и поехали домой. Так приехали господа в город, и самый большой господин взял плетку, а другие погнали своих лошадей домой да eще сказали, что "потом мы возьмем плетку". Господин когда зашел в избу, то госпожа сказала:
Какую теперь глупостъ нашел?

Не смейся, не смейся ты, а то смотри, я выпущу из тебя дурную кровь!
Господин взял нож да ударил жену под правую мышку, а жена и умерла. Господин взял плетку, ударил раз, ударил два да еще и третий раз, а жена и не встает. Тут второй господин прибегает, что "дай, брат, плетку, никак не могу справиться с женой" – и взял скорей плетку да ушел. Барыня тут как тут, выходит ему навстречу и говорит, что "какие дурацкие штучки ты теперь тащишь"?
Это я-то дурак? Так я из тебя дурную кровь выпущу!
И ударил жену ножом, да жена и умерла. берет плетку, бьет, бьета жена и не встает. Тут же третий господин ворвался и говорит:
У меня жена, каĸ собaĸa, дай скорей плетку мне!

Взял плетку и пошел, ударил жену ножом да плеткой, а жена и умерла, как у других. Тут он слезу пустил и побежал к другим, а другие идут ему навстречу.
Теперь Матти один ĸoнецна море и yтопить! И так господа сделали бочку и утром кладут Матти в бочку и на его же лошади везут на морской лед. Матти еще утром говорит жене, ЧТО "будут гости, но не бедавыкручусь". Но Матти не успел никуда, как господа приехали да положили Матти в бочку. Матти только и сказал:
А мне и так уже пора умирать.

Господа едyт, трусят и уже проехали пять километров по морскому льду, а пешни да лопаты дома остались. Ну, они оставили бочку на льду и пошли за ними. Еще сказали:
Пустъ-ка окоченеет хорошенько, перед тем как в озеро угодит.

А Матти думает: "Что теперь придумать"? Но все же peшил, что есть еще такие дураки, которые в бога верят, я начал псалмы петь. Был там один боярин, который ехал на оленях да был очень старый, и он-то и услышал это пение. "Что за чудо, – думает он, – кто это поет? Пойду-ка я посмотрю". Он подходит. Матти как услышал, так и говорит:
Отойди, потому что я иду на небо!

Боярин говорит:
Будь добр, пусти меня, потому что мне уже шестьдесят лет и я боярин.

А мне сорок, – отвечает Матти.
Ну пусти, братец, получишь оленей и все.
Ладно, открой бочку да лезь сюда.
Матти когда вышел, то говорит:
Теперь ты молчи, моими молитвами и ты попадешь на небо.

И так Матти закрыл бочку я пошел к оленям.
Пришли господа и бросили бочку в море и посмеялись, что "ну, теперь бедняга Матти помер". Еще и выпили немного. Они ехали мимо избы Матти и видят, как Матти привязывает оленей к дереву. Господа между собой говорят: "Это же Матти"! Подходят поближев самом деле Матти.
Здравствуй, Матти! Но как же ты сюда попал?
Ой, братцы, если бы вы бросили меня поглубже, я получил бы больше оленей, а бросили, где мелко, так мало досталось.
Не поможет ли Матти завтра и нам достать оленей?
Что ж, можно, только надо сделать большую бочку, чтобы всех положить вместе, и я увезу вас подальше, где глубже.
Господа уехали в город и пьянствуют: завтра они достанут большое стадо оленей. Матти утром встает и говорит:
Теперь эти гости последний раз придут.

Жена говорит:
Еще тебя в пепел превратят.

А Матти, как ни в чем не бывало, сел обедать, и как раз пришли господа, зовут Матти везти их в море, чтоб и они достали оленей. Матти говорит:
Я вас увезу, если верите мне.

Почему бы нам не верить, когда своими ведь глазами видели.
Тогда шагайте в бочку!
Господа залезли в бочку, и Матти закрыл ее. Матти с песней увез господ к проруби, куда его думали бросить. Матти разбил ледок на проруби и толкнул бочку в прорубь да сказал:
Так я отвяжусь от бояр и господ!

Матти пришел домой и говорит жене, что "раз отделались от этих [господ], то теперь я буду работать да хорошо жить". Так Матти еще и сейчас живет и здравствует в своем доме с женой.