ВепКар :: Тексты

Тексты

Вернуться к списку | редактировать | удалить | Создать новый | История изменений | Статистика | ? Помощь

Sündüntaltte tuli perttih

Sündüntaltte tuli perttih

карельский: людиковское наречие
Южнолюдиковский (святозерский)
A siid ainoz muštel’t’t’ih: d’üriži ka siid d’ürü neče, sündün se tautte tuli d’ürüntautte tuli heile perttih.

Ol’eša-diädüška ku tuli, burlakkannu lidnaspiäi.

Nel’seinäižen kodiižen, stroii, a huonuksed ned ol’d’ih vie heil, se oli vahne kodi.

Siid mami meidem mušteli i minä min suam muštamah oli heil pertti vahne oli ka nečč oli pordahad ol’d’ih heil nečis, südämez ol’d’ih ei pihal pordahat.

Se vahne pert’t’ oli, kouz Ol’eša-diädö se siid oli.

A siid heil muamot sidä kučuttih Mih’ounakse vod en tiä kuz oli otettu se muamo.

Minä ris’t’uoiks kirguin sidä St’opanounat, Matrosaz otettu.

D’üriži d’üriži sanou d’üriži, sanou, tultt iški, ainoz muštel’t’t’ih midä tuou häi muštamal.

Sanou muatuška ainoz mušteli sanou ku rodiiheze.

D’üriži d’üriži sanou, d’üriži, sanou, tultt iški.

Siit, sanou, ku PühäIl’l’an dürü sanou, šräigäidäu tultte.

Se sündüntaltte tuli trubah i trubaspiäi lähti pieleh, uksempieleh lähti, i siid oli heil südäimpordahat s’enčuoil kalidorad müöti.

Nu pordaste tät’eväd müöti muah mäni i mugai ongi.

Ainoz muštel’t’t’ih šil’e oli, vot ainoz babi mušteli dai ris’t’uoi, šil’es sanou moižen ajuoi ku taltal ajuoi kaivuoi, se mäni muah.

Siid häi ku häi rodih dai sanou: ”Hoi, lapset, salbakat truba, salbakat truba!”.

Ainos se L’uba-t’otka sanuoi, minä ris’t’uoikse kirguin dai meiden mama: ”Salbakad, lapset, truba, sanou, salbakat”.

Dai sanou eno hüvim mušteli se Mih’ouna.

Trubaspiäi se tuli moine ku taltte, ku tuline taltte, i lähti, sanou, dušnikan sih loukkoh i uksem piel’eh, i sinnä müöti, sanou, tät’äväh i muah mäni.

Ainoz muštel’t’t’ih.

Kuni, sanou, emme riiččinü kodit ka t’ät’äväz moine ajettu ka, sanou, dorok kunna proidii.

Ainoz L’uba-t’otka mušteli.

A siid hüö uuzi kodiine sroittih, siid elettih kahtei olnu ni kedä ei siid vai kahtei eletäh.

Nu siid d’o, kačo, voine tämä rodii da akuiraičo.

Pädiš hot’ siid olda kodiz ei pidäu sanou, ajada muailmaлe siid mollotiin.

Ol’eša-diädö Arhangel’skah kuoli, a L’uba-t’otka vie kodih tuli siit kodih kuoli akuacaispiäi.

Sid heiden taluoi kai i lopiiheze.

Божья стрела ударила в дом

русский
А потом всегда вспоминали: гром гремел, потом молния сверкнула, и божья стрела (дословнобожье долото) ударила в избу, да.

Дядюшка Олеша вернулся из города, где бурлачил.


Он построил четырехстенный домик, а до этого изба и пристройки были у них старые.


Мама наша вспоминала и я помню, что лестница наверх была у них внутри дома.


А изба старая была, когда дядя Олеша тут жил.


Их мать называли Михеевнойвот не знаю, откуда она была взята.


Степановну я крестной называла, она была взята из Матросов.


Однажды в их дом ударила божья стрела.


Матушка всегда вспоминала, как это случилось.


Стал гром греметь, Илья-пророк гремел-гремел, гремел, затем молния сверкнула.


Потом как ударит божья стрела.


Огненный шар прошел через трубу и из трубы ударил в косяк, в дверной косяк и по лестничным перилам в землю ушел.


В сенях была у них внутренняя лестница, а на полу щель была.


Так вот, бабушка вспоминала и крестная, что молния такой след оставила, словно долотом было продырявлено, потом божья стрела ушла в землю.


А после, когда молния сверкала, она просила: «Ой, дети, закройте трубу, закройте трубу!».


Всегда Люба-тетка говорила, я крестною называла ее, да и наша мама наказывала: «Закройте, дети, трубу, закройте».


Это ясно помнила и Михеевна.


Через трубу, говорит, вошла, как огненная стрела и ударила в косяк двери и по лестничным перилам в землю ушла.


Все время вспоминала.


Пока не разобрали дом, в тех перилах, где прошла молния, была выжжена такая дорожка.


Всегда Люба-тетка вспоминала этот случай.


А потом они новый домик построили, тут жили вдвоем, не было никого детей, вдвоем только и жили.


Ну, а потом, видишь ли, война эта началась да эвакуация.

Жить бы тут дома, так нет, нужно поехать по миру.


Дядя Олеша в Архангельской области умер, а Люба-тетка домой вернулась из эвакуации, потом дома умерла.


Так никого из их семьи и не стало.