Дом Голован
русский
– Возьмем теперь дом Голован, кто там был?
В доме Голован жили...
Они жили на холме, недалеко от часовни, избенка была старая.
Его звали Голова: пойдут на собрание, так его выбирали головой.
А так был он Степан Иваныч Сорокин, но прозвали Головой.
У него была тяжелая жизнь, плохие они были мужики: бедные и ленивые, только пустое мелют да любили сказки слушать.
Если сутки нужно было слушать, то сидели и слушали.
Сын Микку у него был, второй был Онтуой, а дочь звали Маша – трое детей и было.
А сам он был женат в Чарнаволоке в семье Максимовых, Максимовной жену звали, сама была из поколения Федян Мийккулихки, а ее Максимовной звали, Оудуой...
Ну, на ней был женат.
Дома не мог построить, в развалюхе он жил весь век.
А Маша была в кухарках в городе все время.
Еще был у них сын Осип, Осип тоже ушел в город, на улице Красноармейской свой дом построил.
Если кто-либо из пелдожан приедет в город, он приглашал их к себе.
А Маша была за каким-то Оськой замужем, хорошо жила.
Онтуой да Мийккул не ушли сначала в город, так и жили тут.
Онтуой женился в Чарнаволоке, взял Маню Фадин.
А Микку женился на дочери Ильи Федоран, взял в жены дочь Ильи.
Братья тут в своем доме жили, не разделились: один простой, другой еще проще.
Не знали ничего, даже бурлачить не умели.
Ну, а потом Микку ушел в город в наемные работники и жену взял туда.
У них был сын Вася, Васей Голован звали.
И пошли бурлаками, раньше Онтуоя они пошли в бурлаки.
Потом Вася умер, затем Микку умер, Анни там одна жила.
Ну, а затем не знаю, Анни вроде была уборщицей или кем-то на складе работала, как об этом частенько вспоминала ее свекровь.
Как- то мешки свалились на Анни, Анни там умерла под... под мешками этими, ну.
А потом уже ушел Онтуой с Митревной в город на заработки: «Больше не буду здесь жить, – говорит, – начали облагать налогами да все».
Если налоги назначают, то нужно бы работать, налоговзыматели не виноваты.
Туда [в город] ушли все Голован: Онтуой и Маня.
И мать Максимовну взяли.
Они на Лобане жили, прямо на бepeгy Лососинки – Лобаном звали, там была баня.
Как придем мы сюда по делу, нужно, мол, навестить Оудуой.
Она всегда присматривала за моими детьми, когда наша старуха умерла.
Придешь к ней она и говорит: «Теперь было бы хорошо жить, да холодно в комнате, холодная комната, не то, что своя».
А у них [в деревне] была, видишь ли, черная печь.
Как натопят печку в деревне... так словно... как раньше говорили, что «черепане» так жили.
Не знаю, что за «черепане», но так говорили.
А печь нагреется, словно в бане.
«Вот жить бы в прежней избе, Игнатьевна, а теперь...»
Когда-то они еще боковую избу себе построили, и все тут и осталось.
Cтарый дом теперь совсем прогнил и развалился, cтарье никто купить не захотел.
Так у них и вся жизнь прошла комом-ломом.