Mie šynnyin kewhäššä pereheššä...
карельский: собственно карельское наречие
Толмачевский
Mie šynnyin kewhäššä pereheššä.
Miän tuatolla ol’i kummen’en kolme lapšie: kymmen’en poigua i kolme t’yt’ärd’ä.
Kumbaz’et kuoldih.
Meid’ä jäi šeiččimen vel’l’ie i kakši t’yt’ärd’ä.
Myö muada en’n’en piimmä vain yhel’l’ä hengel’l’ä.
Meil’ä šyöt’t’el’iečie per’eheššä ol’i yl’en paha.
I myö, kuin vain jalloilla nowz’iima, emmä loppen i školua puwt’illeh... meid’ä tuatto palkual’i paimen’ih.
I paimen’issa myö el’imä šiih šuat, kun’i ei otettu meid’ä sluwžballa carskoilla.
Jäl’geh, ka n’yt’t’en, konža okt’abr’skaja revol’ucija, meil’ä annettih muat.
Jo rubeimma blaho ruadamah muada omilla vägil’öil’l’ä...
Я родился в бедной семье...
русский
Я родился в бедной семье.
У нашего отца было тринадцать детей: десять сыновей и три дочери.
Некоторые [из них] умерли.
Нас осталось семь братьев и две дочери [двое сестер].
Раньше земли мы имели только на одну душу.
Нам прокормиться в семье [дома] было плохо [трудно].
И мы, как только стали на ноги, не окончив по-настоящему школу... нас отец отдавал в пастухи.
И в пастухах мы жили до тех пор, пока нас не брали на царскую службу.
Позже, вот теперь, когда [совершилась] Октябрьская революция, нам выделили землю.
[Мы] уже стали благополучно обрабатывать землю своими силами...