Mar’joa möimmä imen’jah
карельский: собственно карельское наречие
Валдайский
Mejän rannašša jogie müö ol’i usad’boa, bohatat bajar’it el’ettih. Vanhan dorogan kül’l’el’l’ä, kuin Kras’s’ilovah matkoat, L’ibjan ber’ogalla ol’i šoma da šuur’i imen’ja. Izännät eij oldu venöähl’äzet, üks’i ol’i Gruiman, toizen fomil’ja Kesber. Müö nuoret tüt’öt keräimmä marjoa i män’imä šinne, a üks’i tüt’t’ö N’ebl’ičašta ol’i heil’ä kazačihana. Emändä ottaw meil’dä mar’joa, vavarnuo mus’s’ikoa, makšaw rahoa, a müö i road’i! Kežäl’l’ä imen’jašša jogainuo gos’ti äijä nuor’il’istuo, l’innoista tuldih. Kizatah luugalla, tüt’t’öl’öil’ä hüvät skruutat, a meil’ä int’er’esno kaččuo ičenigäz’ie. A kuin aiga muuttu, izännät pagettih pois’, kodviin jäl’geh i kod’i palo.
Пунжина Александра Васильевна
Ягоды продавали в имение
русский
В нашей стороне вдоль реки усадьбы были, богатые господа [в них] жили. Как идёшь в Красилово, на одной стороне старой дороги, на берегу Либьи красивое и большое имение было. Хозяева были не русскими: один был Груман, фамилия другого – Кесбер. Мы, молоденькие девушки, собирали ягоды и ходили туда [продавать]. А одна девушка из Небылиц у них в работницах была. Хозяйка возьмёт у нас ягоды – малину, чернику, заплатит деньги, мы и довольные! Летом в имении постоянно много молодёжи гостило, приезжали из городов. Они играют на лугу; у девушек красивые наряды, а нам интересно смотреть на ровесников. А как время изменилось! Хозяева сбежали, а немного погодя и дом сгорел.