Punzhina, Aleksandra V.
На себе сарафаны, на ногах – башмачки
Russian
А смотри, наверно, и у вас были эти китайчатые сарафаны? Не было "китаек"? Китайчатые сарафаны [шили], по самому краю подола оборки были в "китайках", потом – ленточка. Да, да, вот так. Ленточка была шёлковая и вшивалась эта ленточка повыше оборки. А по самому низу подола – красная-красная [суконная] оборка, называлась покромка; куплена была в Москве в одном из магазинов, только в одном магазине [покромка] и продавалась. Этот самый магазин был около Сухаревского рынка, магазин находился у Сухаревского рынка. У кого вот были оборки в "китайках", и тесьма была в сороках. Сороки [ведь] носили, да-да, на голове – сороки. Сороки были сшиты – ну, [полностью] вышитые. Да. Вот только теперь, я не знаю, есть ли у кого-нибудь или нет, наверно, нет ни у кого. Да, носили [их]. Так были эти сарафаны, да [ещё] сорочки [со вставкой] вот до этого места, до рукава. Вот таким образом присборишь [её] до рукава, сделаешь сборки. Видишь, что носили. Ну и на ногах зимой у кого и валенки были, а уж летом – что придётся. Башмаки такие были, назывались башмачки, вот тётя Иринья, так она всё в башмачках [ходила]. Башмачки у ней были со скрипом: бывало, идёт в башмачках по паперти [в церковь]: скрип-скрип! Да. Мы ей всё время завидовали: "Господи, ну откуда она столько берёт? Как хорошо она одевается". Так она всё-таки жила с мужем, а у меня трое детей. Корьё вот таскаешь-таскаешь весной, продашь [это] корьё. А в какую цену было корьё? Дешёвым. Вот продашь, да детям купишь кое-что да себе прихватишь какую-нибудь там юбчонку или кофтёнку. Вот только так и одевались. Ой, господи!
Во что одевались в сенокос? Специальные сорочки были, лишь в одних сорочках [убирали сено]. Длинные-длинные были, сорочка из четырёх полотнищ называлась. Сорочка из четырёх полотнищ, и рукава [в ней] были длинные. В одних сорочках и рожь жали, в сорочках и в сенокос. Ну, когда идёшь косить, наденешь сарафан, а эту сорочку, как придёшь с покоса и пойдёшь сгребать сено, этот сарафан [снимешь], [обычную] рубаху – [тоже], наденешь только эту сорочку. Вот и идёшь в одной этой сорочке, да, в одной сорочке. А мужики – в белых [холщовых] рубахах и в одних портах. А на ногах – ничего, босиком, [всё] босиком. Покойный Прокоп Голубев, царство [ему] небесное, он уже давно, до войны помер, вот идём мы косить [на пустошь] Гарь, а он – босиком. Тут Иван Фирсов ([тоже] покойный) и говорит ему: "Прокоп, ведь сегодня мороз будет". Он босиком, на руках [же] – рукавицы, рукавицы на руках. И в самом деле – мороз! Заморозок невесть какой [сильный], такой заморозок! А он рукавицы скинул [с рук] да на ноги и надел. На ноги надел, дошёл дотуда, рукавицы у него [насквозь] промёрзли, и пальцы [ног] к ним примёрзли. Вот он ноги и застудил, [заморозил] пальцы ног. Он болел-болел и помер, из-за ног и помер. Ничем ему, покойному, не удалось вылечить ноги. Вот так.