VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Kualow in’ehmin’...

Kualow in’ehmin’...

Karelian Proper
Dyorzha
Iäl’ kun kualow in’ehmin’e, pežemmä hänen šuar’tam, kan’ešn jo parembz’ih šuar’tat, i šukzet jo šiäl’ hot’ ollah ičel’l’ n’iaglot, rihmašt ollah n’iaglottu, šukzet panet. I tapkzet omblet šiäl’ sukonkašt al’ mid, šuar’tat hänen. I abezat’el’n meil’ štob hin kolm päivii vönyis’, kolmannel päiväl’l’ jo händäh kätet. Panemma hänen lawčall, jumlin, jumlin alla, lawčall. Nu kel’l’ on, ket ollah bohtat tuahukšet ollah, paltah kolm päivii, a kel’l’ ei ow bohatt, n’iin lampatkan’ palaw. Šiid ka i, kätemm hänen jo kolmen, kolmanden piin.

Kučuttihgo pappie?

Oo! Koož papinken, kun ran’š n’in papinken, a ilman papitt, n’iin tooš kem buit’ lugow šiäl’. Viinasvaičemm händän per’t’is’t piät, piä per’ot mänöy, šid šiid ii, a jallat kod’ih päin. Nu viämm hänen šiäl’, papp oppuvaiččow händäh, šid’ i magilkall hänen viämm, žavl’imm, šiäl’ muis’tlemm. On kut’juu ruat magiid, šiäl’ koož on boreškuu il’ šiäl’ mid pandu. Muis’tlemm, šit’ tulemm kod’ih, pominkat ollah. Nu kun pyhäš kätemmä, n’in pyhz’et ollah, a aareš kätemm n’in arghizet. Rokku i kuašu kaht kuašuw i lapšuu, kiis’l’it ollah, sitat ollah, muis’tlemm. A viinua eij ollun n’imityt eij ollun viinu, šilloin eij ollun moduu viinu. Proid’iw yhekšän päiviä, javomm häis’t, a šidä kakškymmen’d päivi jawtah, šid sorok päivi jawtah, muis’s’ellah. A ken on bednoi ei i javot, a kun on bohtemmat n’in jawtah.

Vuwven aloh konža käwväh mogilkoilla?

Kladbiščall mänemm, ka koož ollah rod’it’el’skoit päivät. Jäl’geh stroičam päivi on rodit’el’skoi päiv, šid’ jäl’geh Svätoid on kolm n’ed’l’i on rod’it’el’skoi päiv i jäl’geh okt’abr’an on šiin rod’it’el’skoi päiv, kävymm kladbiščal, magilkall kävymm. Pais’amm kakruu, kem mid šiäl’ piroškua to i l’eibii möwkz’in, a Svjatoil n’in jäiči ruškiz’ii viämm. Ka šen’iin i muis’tlemma. A kumban’ in’ehmin’ uppuw il’ udviččow, a to i mašnan all männäh i zastr’el’vajuc, to täd in’ehmis’t ei otet n’i kir’ikkeh ei muis’s’el. I papp ei ei otpuvaič, täd kät’kitäh, i daž ei kladbiščall a randzeh kladbiščal vain. Kumban’ ei ow ris’tet, papp ei n’i otpuvaič i ris’t’i ei voi šeizattuu magilkall hänemmalla. Tože kunnem but’t’en randzell, daže ei i mogilkall. Nu mogilkoist, ken on bohat ruadaw ogordzen i ris’s’in hyvän šeizattaw, ruatah, kočkan šoman ruavamm, a bednoimban’ on, puwhin’ ris’t’ on.

A to on i muan’ slučai, kual’ yhel’l’ naizell uroš i hin äjäl’d’ it’ki. I uroš hänel’l’ rubei kakštois’t čiäs’y käwmäh hänel’l’ kod’ih, tulow i vs’o i hänenken vr’od i muatah i kaikk, yhen yän i toiz’en yän. A šid’ i duumaiččow nain’: "Mit’ t’äm mi ruavan? Vuat mi sus’idal šanon". Sus’idald kyž: "Da mid šii Ol’onaa! Vet’ täm šiwl kävyw bias, ka kun hin tulow šiwl täl’l’ yäl’l’, rubuw stukoiččimah a ši i pagize mal’ittuu voskr’esnoid". Nu ka. Tul’ , tuaš stukoččiw. Hin viid’i i rubei voskresnoida mal’ittu pagizmah. Vain konči voskr’esnoin mal’tun, hin kun ovi vaššen riähk hännäl’l’! Šanow: "Aa, dogdaiččiičit, a täl’l’ illall, yäl’l’ mii šiwn abezat’el’n zadawz’iin".

Punzhina, Aleksandra V.

Как умрёт человек...

Russian
В старину человек как умрёт, обмоем его, оденем; конечно, в более приличное оденешь, и чулочки, хоть домашней вязки (‘самой связанные’), из ниток связанные, но чулочки оденешь. И тапочки сошьёшь из суконки или [ещё] из чего-нибудь, оденешь покойника. У нас [принято] обязательно, чтоб покойник лежал [дома] три дня, хоронят его уже на третий день. Уложим его на скамью, скамья под иконами. Так, кто побогаче, имеют свечи, они горят три дня, а у кого нет [свечей], так лампадка горит. Потом вот и похороним его на третий день.

Звали ли священника?

О! Когда и с попом, так раньше ведь с попом, а теперь без попа, тоже кто-нибудь читает [псалтырь]. Из дома выносим его головой вперёд, ногами в сторону избы [...]. Несём его [в церковь], батюшка отпевает его, затем отнесём на кладбище, зароем, помянем там. Приготовлена сладкая кутья, когда и баранки или что ещё положено. Помянем [этим], затем придём домой, и [тут] уже поминки. Ну, если хороним в пост, так подают постное, а в мясоед, так скоромное. Суп и каша двух видов, лапша, кисели, бывает и медовый взвар – [этим] и поминаем. А вина не было, никакого вина, тогда моды не было [пить] вино. Девять дней пройдёт, делим [оставшееся] от него добро, а потом в двадцатый день раздают [людям]; также на сороковой день поминают. А кто бедный, [так] и не раздают, а коли позажиточнее, то раздают.

Когда в течение года ходят на кладбище?

Когда бывают родительские дни, идём на кладбище. Родительский день бывает после Троицы, затем после Пасхи через три недели и после октября есть там родительский день, ходим на кладбище, на могилы. Напечём блинов, кто что там: пироги, круглые хлебцы, а на пасхальной неделе так отнесём крашеные (‘красненькие’) яйца. Вот так и поминаем. А человека, который утопился или удавился, или же под машину бросился, или застрелился, этого человека и в церковь не возьмут, и не поминают. И батюшка его не отпевает, и похоронят такого даже не на кладбище, а [где-нибудь] в сторонке от кладбища. А кто некрещёный, батюшка того [тоже] не отпевает, и крест на его могиле нельзя ставить. Похоронят также где-нибудь в сторонке, даже не на кладбище. Так вокруг могилы, кто побогаче, ставят оградку и хороший крест поставят, красивый холмик сделают, а [кто] победнеена могиле деревянный крест.

А ещё такой случай был: у одной женщины умер муж, и она очень плакала. И вот муж стал являться к ней домой в двенадцать часов [ночи], придёт и всё вроде как и спит с ней, одну ночь и другую. А потом женщина и подумала: "Что же мне делать? Подожди-ка, расскажу соседке". Спросила у соседки, [та говорит]: "Да ты что, Елена! Ведь это бес к тебе ходит. Вот как он придёт к тебе этой ночью, будет стучаться, а ты читай молитву "Да воскреснет Бог". Ну вот. Настала ночь: опять стучится. Она вышла и начала читать воскресную молитву. Только кончила молитву, он как хлестнёт хвостом по двери! Говорит: "А, догадалась, а я тебя в этот вечер, этой ночью обязательно задушил бы".