Punzhina, Aleksandra V.
Дети болели
Russian
Дети болели [часто], корь у них, ещё оспа, ветряная оспа, крапивная лихорадка.
Корь лечили – накрывали ребёнка и окна завешивали всё красным.
А [коли] ветряная оспа, так её ничем нельзя было вылечить: лицо, личико покроется болячками, струпьями.
Уж очень долго болели; затем зта короста (‘болячки’) отпадёт, человек рябым и станет.
А потом и рахитики были, тоже большие животы, что-то постоянно большие животы были.
Детей кормили очень плохо, народ был бедный, даже баранок не было.
Коли нет марли, возьмут тряпку, ниточки из тряпки повыдергают, [она] сделается пореже.
Потом и нажуют баранок, у кого они есть, а нет – так чёрного хлеба, вот и дадут ему эту соску; потому, наверно, дети и были часто рахитичными.
Животы у них большие, и ходили [плохо].
Очень долго не ходили: у кого четыре года, у кого и пять лет.
Ну, вот такими болезнями болели дети.
А потом ведь и такое бывает (‘дети есть’), [что] родят, а у них на спине вроде грязь.
Как их лечили?
Возьмут тряпочку, намажут дрожжами, приложат к спинке [ребёнка] да его в печку: посадят ребёнка в печку попарить.
Потом как снимут эту тряпочку, так у него [со спинки] даже всю кожицу отдерут.
Это у ребёнка, как родится, бывает "щетинка".
Лечат эту "щетинку" ещё грудным молоком, брызгают, потом вот этими дрожжами, как я уже сказала.
А ещё ведь и грыжа бывает; так грыжу никто и ничем не мог вылечить.
Так во всём сельсовете одна ворожея есть, вот туда к ней и ездили лечить [детей].
Правда, она лечила, иного и вылечит.
Да.
Если у ребёнка преет шейка или там за ушками, или в паху, тогда ведь не было ни пудры, ни присыпки, так мы [делали] вот как: старая ель, у ели там кора, эту кору снимем, сдёрнем, из-под неё и посыплется будто порошок (‘мучица’); вот этим и посыплем те места.
А если у маленького ребёнка всё время отрыжка, то спросишь: "Ой, чем же его вылечить?"
– "Да чем лечить?
Это он отрыгает просто так, [личико] почище будет".
И на этом всё.
А случается, что опухоли образуются у человека, так [их] лечили таким образом: возьмём льноволокно, намылим и это всё привяжем [к опухоли].
Ещё привязываем траву, которая растёт вот у дороги, этим и лечим опухоли.
Да ведь были такие люди, которые и заговаривали опухоли, и они проходили, но это очень редко.
В сельсовете может один человек.
А ещё дети болеют – у них случаются припадки.
Так что тогда [делать]?
В часовне иногда стол и на нём скатерть, и вот возьмём из часовни эту скатерть, накроем ребёнка, так [припадок] колотит-колотит [его] может полчаса или час, а потом прекратится.
Вот этим и лечили, а так больше не лечили ничем.
Раньше руку, бывало, как порежешь, а лечить нечем было, доктор за тридцать вёрст, туда не побежишь (‘не пойдёшь’), так руку порежешь, и посыплем [рану] сажей.
А если на руках нарыв отчего-то, то мы привязывали шерсть, макали [её] в сметану, а не то и творог привязывали.
Нарывы ведь разные бывают, когда между пальцами, нарыв между пальцами, так прикладывали глину: разомнёшь-разомнёшь глину и приложишь [эту] глину.
Лук пекли, хлебом с солью, этим и другим прежде лечили руки.
А когда у человека чесотка, ведь и дети были в чесотке,
и чем же лечить?
Берут золу, сделают щёлок, такой [крепкий] щёлок, что сразу кровью зальёт.
Раз, второй вымоют, ну, а потом [короста] начнёт сохнуть.
Вот этим лишь лечили.