VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Ivan Med’ved’ev

Ivan Med’ved’ev

Karelian Proper
Padany
El’ettih pappi da papad’d’a. Hyö kyl’vettih hernehtä. Heen hernehmooda rubezi syömäh, ei tietty ken syöy. Mänöy pappi karaulah. Tulou kondie.
Midä, – sanou, – sie tiälä issut? Nyt lähet meilä yöksi.
I ottau papin matkah i vedi omah pezoh. Heilä rodih poiga Ivan Med’ved’ev. Poiga rubei kazvamah päivilöidä da čoosuloida myöt’e. Kun poiga kazvau suureksi, heen sanou papilla:
Läkkä pois.

Pappi sanou:
Heen ved’ tappau meet.

Poiga sanou:
Ei tapa.

Heen loojitti pajassa kolme rauvast’a sauvua. Enzimäžen kun loojitti kolmepuudahizen dai sormiloin välissä katkai. Loojitti toizen kuuzipuudahizen dai katkoou. A kun sidä loojitti yhek sänpuudahizen dai ei voinun katata.
Hyö i lähetäh matkah. Tulou kondie vastah. Kyzyy:
Kunne läksijä?

Poiga sanou:
Läksimä pois, emmä rubie elämäh siun kera.

Sillä kerdoo kondie poigah käzin. A poiga kun löi, löi raudazella sauvalla i tappo kondien. Sidä mändih papin kodih. A sielä papad’d’a eläy bohatasti. A kun Ivan Med’ved’ev syöy yl’en äijan, i heen rubei keyhtymäh. Heen se i papilla sanou:
Kenen lienet tuonnun, kai l’eivät dai kaikki syöy.

Poiga sanou:
Miun tähe el’gee keyhykkee, mie lähen pois.

I lähtöy mooilmah kävelömäh. Kulgou, kulgou dai tulou därven randah. Sielä istuu mužikka da ongittau. Honga on ongiroogana, mahol’ehmä sättänä, raudačieppi siimana. Ivan Med’ved’ev i sanou:
On mužikalla vägee.

A mužikka sanou:
Ëi miula äijä vägee ole, vot kun sanotah Ivan Med’ved’evalla on äijä vägee.

Poiga sanou:
Ka läkkä sie miula vel’l’eksi, lähemmä mooilmalla.

Mužikka i lähtöy. Lähetäh, männäh, männäh, nähähmužikka kahta vooroo vassakkah plakuttau keegistä. Poiga sanou:
Vot on mužikalla vägee, ni kahta vooroo vassakkah plakuttau.

Mužikka sanou:
Ei miula äijee vägee ole, vot kun sanotah on Ivan Med’ved’evalla.

Heen i sanou:
Ka ni läkkä sie meilä kolmanneksi vel’l’eksi, myö lähemmä mooilmalla l’eibee soomah.

Heen i lähtöy. Männäh, männäh, tulou pertin’e vastah. Sielä on tanhuo täyzi l’ehmee. Hyö otetah l’ehmä is’s’etäh dai jätetäh ongittajoo mužikkoo keittämäh, a toizet männäh l’eibee soomah. Kun mužikka sai rokan valmeheksi, duumaiččou: "Mintäh l’eivän käyjät viikossuttaneh"? Druk tulou savine n’eičyt, huumarella istuu, petkelellä riehkiy, haulla dorogan pyyhkiy, da ni mužikan kaiken lyöy, rokat d’uou dai lihat syöy, sidä järelläh manöy. Toizet veikot tullah, ka ei ole syyvä ni d’uuva. Jvan Med’ved’ev sanou, što "ei ole tolkuo hot’ godno looduh rokkoo keit’t’ee. Min’täh rokka on kuin astein pezendävezi"?
D’uovuin, – sanou, – dai en voinun keit’t’ee.
Toissa peenä toos is’s’etäh l’ehmä i dätetäh vooron plakuttajoo keittämäh rokkoo. Toos kun rokan kiettäy, da ni tulou savine n’eičyt, huumarella istuu, petkelellä riehkiy, haulla dorogan pyyhkiy. Tuli da ni mužikan riehkiy, rokat d’uou, lihat syöy da ni mänöy pois. Tullah toizet veikot, ei ole ni syyvä, ni d’uuva midä, rokka kun pezinvezi. Toos is’s’etäh l’ehmä. Ivan Med’ved’ev i sanou:
Että voinun rokkoo keit’t’ee, ni syömistä roodoo, a nyt mie d’een keittämäh, a työ mängee l’eibee tuomah.

Heen se i keittäy rokan, kaččou, ka tulou toos savine n’eičyt, huumarella istuu, pet’kel’ellä riehkiy, haulla dorogan pyyhkiy. Tulou dai rubieu rokkoo syömäh da keän se i tavottau, algau möuhie da ni lyöy pahanpäiväzeksi. N’eičyt lähtöy pagoh dai kaivoh uidiu. Veikot kun tullah, on murgina valmis, rokka valmis. Ivan Med’ved’ev i sanou:
Työ että voinun roogoo loodie, a mie loojiin.

Ruvettih syömäh, syödih, dai Ivan Med’ved’ev sanou:
Nyt rubiemma nuoroo punomah.

Punottih, punottih yl’en äijän, sidä män’dih kaivoh rannalla. Heen sanou yhellä:
Män’e sie kaivoh.

Se sanou:
En mäne.

Heen käsköy toista:
Mäne sie kaivoh.

Dai se sanou:
En mäne.

Heen sanou:
Ka ni kun että män’e, ni mie iče lähen, no hot’ mie ollen sada vuotta, ni t’eilä pidäy vuottoo, i kun mie nuorasta l’ekahutan, ni štobi̮ nostazija.

Hän’dä i lassetah kaivoh. Heen mänöy toizella moolla. Mänoy, mänöy, tulou vaskine linna vastah. Heen mänöy vaskiseh linnah, sielä on vaskine n’eičyt. N’eičyt sanou:
Kuin sie tänne tulit, vet’ meen t’otka on yl’en gordoi, lihoi lihoratka.

Heen sanou:
Kuin tulin dai tulin, keree sobat da vuota milma.

Sidä mänöy, mänöy, tulou hobien’e linna vastah, hobiezessa linnassa hobien’e n’eičyt. Heen sanou:
Oi, kuin sie tulit tänne, vet’ meen t’otka on yl’en gordoi, lihoi lihoratka.

Heen i sanou:
Kuin tulin dai tulin, keree sobat da ni vuota milma.

Sidä toos mänöy, mänöy, tulou kuldane linna vastah, a kuldazessa linnassa kuldane n’eičyt. Kuldane n’eičyt sanou:
Kuin sie tulit tänne, vet’ meen on t’otka yl’en gordoi, lihoi lihoratka, heen nyt tappau siun.
No kun heen tulou silma tappamah, ni sie d’uo hänen vägevät l’ekarsvat i vettä pahe sijah. Kun heen tulou da vaibunuona magoou da kun siun kera toroomah tulou da sidä pyrgiy l’ebäydymäh, ni sie hän’dä lasse. Heen kun mänöy da vejet d’uou, hänel’dä dostalit veet lähetäh.
Ei proidin ni aigoo, kun jo t’otka tulou dai poijan dogadiu. Hyö toratah, toratah. T’otka i pyrgietöy l’ebäydymäh. Poiga laskietou. Heen kun mäni dai vejet d’uou dai dostalit veet kavotti. Kun tuli toroomah, poiga sraazu tappau hän’dä.
Sidä hyö n’eiččyön kera kai elot kerätäh dai lähetäh. Männäh da hobiezesta linnasta otetah kai elot dai tytär, dai vaskizesta linnasta kai elot dai n’eičyt otetäh da ni männäh nuoran luoksi. Enzimäzeksi sidou vaskizet elot, sidä vaskizen n’eiččyön, sidä biezet elot da ni hobiezen n’eiččyön, a sidä kuldazet elot da ni kuldazen n’eiččyön. Sidä iče sidoutuu. Kun vel’l’et nossetah, duumaijah što midä libo vielä on, dai kun nähäh, što on velli, hyö nuora poikki l’eikatah, i heen järelläh kirbuou. Sielä heen kävelöy, kävelöy, ei tiijä kunne i männä. Mänöy kuuzen alla, a on yl’en vilu. A puussa ollah orlan poigazet ilman moomuo. Heen heittäy pinžakan da kattau heet pinžakalla. Orla kun tulou huomuksella, sanou:
Ken miun poigie tappau, ken miun poigie läpehyttäy?

Poijat i sanotah:
Elä kiruo moomo, elä, mužikka meet lämmitti, a muit’en olizima kuollun.

Orla sanou:
Ken on sielä puun alla?

Mänöy da kaččou, ka istuu mužikka kuuzen alla. Orla kyzyy:
Ka midä sie olet t’eelä?

A mužikka sanou:
Vot s’enin da s’enin, da sih looduh: mie kai nossatin ylähäksi, a kun milma nossettih, da ni vel’l’et nuora katattih i mie därelläh langezin.

Orla sanou:
Vot kun sie miun poigazie lämmitit, ni soo s’el’gäh.

Heen orlalla s’el’gah, orla l’en’dämäh, l’en’di, l’en’di i toi moon peellä. Heen kaččou, ka veikot viela sporitah, ei voijä veššoja jagoo. Vel’l’et n’e pöllässyttih, duumaijah: nyt tappau. A heen kun tuli dai ongijalla ando vaskizen n’eiččyön, hobiezen n’eiččyön ando vooron plakuttajalla, a iče otti kuldazen n’eiččyön, dai vielä el’etäh.

Иван Медведев

Russian
Жили поп и попадья. Они посеяли горох. На их гороховое поле кто-то стал приходить горох естьне знают, кто это. Идет поп караулить. Приходит медведица.
Зачем, – говорит, – ты тут сидишь? Теперь пойдешь ко мне в мужья.
И берет попа и потащила в свою берлогу. У них родился сын Иван Медведев. Сын стал расти по дням и по часам. Когда сын вырос, он сказал попу:
Уйдем отсюда.

Поп говорит:
Она ведь убьет нас.

Сын говорит:
Не убьет.

Он велел в кузнице сделать три железных палки. Первую, трехпудовую, он между пальцами сломал. Велел сделать шестипудовуюи ту сломал. А как сделали девятипудовую, – тут и не смог сломать.
Они отправились в путь. Идет медведица навстречу. Спрашивает:
Куда пошли?

Сын говорит:
Пошли прочь, не будем с тобой жить.

Медведица тут же бросилась на парня. А парень бил, бил железной палкой медведицу и убил. Потом пошли в дом попа. Там попадья богато живет. А Иван Медведев как много ест, так она начала беднеть. Она и говорит попу:
Привел кого-то, весь хлеб приест и все съест.

Парень говорит:
Из-за меня не стоит вам беднеть, я уйду.

И идет по свету бродить. Идет, идети приходит на берег озера. Там сидит мужик и удит. Сосна вместо удилища, яловая корова вместо наживки, железная цепь вместо лесы. Иван Медведев и говорит:
Вот у мужика силища.

А мужик говорит:
У меня не много силы, а вот, говорят, у Ивана Медведева много силы.

Парень говорит:
Так будь моим братом, пойдем по свету.

Мужик идет с ним. Пошли; идут, идут, смотрятмужик горой по горе постукивает. Парень [Иван Медведев] говорит:
Вот у мужика силищагорой по горе постукивает.

Мужик говорит:
У меня силы немного, а вот у Ивана Медведева, говорят, много силы.

Тот и говорит:
Так пойдем с нами, будешь третий брат: мы пойдем по свету хлеба искать.

Он и отправляется с ними. Идут, идутвстречается избушка. Там полон двор коров. Они взяли корову зарезали, оставляют удилыцика варить, а другие идут добывать хлеб. Мужик когда суп сварил, думает: "Что-то долго за хлебом ходят". Вдруг приходит глиняная девица, в ступе сидит, пестом погоняет, помелом дорогу заметает, мужика всего избивает, суп выпивает, мясо съедает, потом обратно уходит. Братья приходят, а нечего ни есть, ни пить. Иван Медведев говорит, что "нет ума даже по-годному суп сварить. Почему суп как помои"?
Угорел, – говорит, – так не мог сварить.
На другой день опять зарезали корову и оставляют мужика, который гору о гору поколачивал, суп варить. Опять как суп сварил, и приходит глиняная девица, в ступе сидит, пестом погоняет, помелом дорогу заметает. Пришла, мужика избивает, суп выпивает, мясо съедает да и уходит прочь. Приходят братья, нечего ни есть, ни пить, cуп как помои. Опять режут корову. Иван Медведев и говорит:
Не смогли еду приготовить и суп сварить, так теперь я останусь варить, а вы идите за хлебом.

Он варит суп и смотритидет глиняная девица, в ступе сидит, пестом погоyяет, помелом дорогу заметает. Приходит и начинает суп есть, а он за руку поймал, стал дубасить и порядком поколотил ее. Девица убежала и скрылась в колодце. Братья приходятобед готов; еда приготовлена. Иван Медведев и говорит:
Вы не сумели еду приготовить, а я приготовил.

Стали есть, поели, Иван Медведев и говорит:
Теперь будем веревку вить.

Вили, вили очень много, потом пошли к колодцу. Он говорит одному [из братьев]:
Иди ты в колодец.

Тот говорит:
Не пойду.

Он велит другому:
Иди ты в колодец.

Тот тоже говорит:
Не пойду.

Он говорит:
Ну, раз вы не пойдете, то я сам пойду, но будь я там хоть сто лет, вы должны меня ждать, и как я за веревку дерну, чтобы вы меня подняли.

Его и спустили в колодец. Он попадает в иной мир. Идет, идетвстречается медный дворец. Он идет в медный дворец, там медная девушка. Девушка говорит:
Как ты сюда попал? Ведь наша тетка очень гордая, лихая лихорадка.

Он говорит:
Как попал, так и попал. Собери свою одежду и жди меня.

Потом идет, идетвстречается серебряный дворец, в серебряном дворце серебряная девушка. Она говорит:
Ой, как ты сюда попал? Ведь наша тетка очень гордая, лихая лихорадка.

Он и говорит:
Как попал, так и попал. Собери свою одежду и жди меня.

Опять идет, идетвстречается золотой замок, а в золотом замке золотая девушка. Золотая девушка говорит:
Как ты сюда попал? Ведь наша тетка очень гордая, лихая лихорадка, она тебя убьет.
Но когда она придет тебя убивать, то ты выпей ее крепкие [придающие силу] лекарства и замени водой. Когда она придет и поотдохнет, а потом придет с тобой биться и потом попросится передохнуть, то ты ее отпусти. Она как воды выпьет, у нее и остальная сила пропадет.
Не прошло много времени, как тетка пришла и парня заметила. Они бьются, бьются. Тетка и просится передохнуть. Парень отпускает. Она как пошла и воду выпилатут и остальную силу потеряла. Как пришла снова битьсяпарень сразу ее убил.
Потом они с девушкой все добро сложили и уходят. Приходят, из серебряного дворца берут все добро и девушку, из медного дворца тоже берут все добро и девушку и приходят к веревке. Сперва привязал медное добро и медную девушку, потом серебряное добро и серебряную девушку, а потом уже золотое добро и золотую девушку. Потом сам садится. Братья как подняли, думаютеще что-нибудь есть, а как увидели, что брат, они веревку перерезали, и он обратно упал. Там он ходит, ходит, не знает, куда идти. Встал под елкой, а ночь очень холодная. А на дереве орлята без матери. Он снимает пиджак и накрывает их пиджаком. Орлица как прилегает утром, говорит:
Кто моих птенцов убивает, кто моих птенцов трогает?

Птенцы и говорят:
Не ругай, мать, не ругай, мужик нас обогрел, не то мы бы умерли.

Орлица говорит:
Кто там под деревом?

Идет посмотреть, а под деревом мужик сидит.
Орлица спрашивает:
Как ты сюда попал?

А мужик говорит:
Так и так, я всех поднял наверх, а когда меня стали поднимать, то братья веревку перерезали, и я обратно упал.

Орлица говорит:
За то, что ты моих птенцов обогрел, садись ко мне на спину.

Он на орлицу сел, орлица полетела; летела, летела и доставила его на землю. Он смотрита братья все еще спорят, не могут вещей поделить. Братья испугались, думают: теперь убьет. А он пришел, удильщику дал медную девушку, серебряную девушку дал тому, кто горой по горе постукивал, а сам взял золотую девушку, да и до сих пop живут.