VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Leppäpölkyn starina

Leppäpölkyn starina

Karelian Proper
Uhta
Oli ennen ukko ta akka. Heilä ei ole lašta. Akka šanou ukolla:
Leikkuasit meččäh käyvveššäš leppäpölkyn, kun meil ei ole lašta, nin rupiesima šitä tuuvvittamah huvikšena.

Ukko mänöy meččäh. Leikkuau leppäpölkyn. Tuou šen kotihih. Akka šanou ukolla:
Luaji kätyt, mie rupien tätä tuuvvittamah.

Ukko luatiu kätkyön. Akka kiäriy ripakkoih leppäpölkyn. Alkau šitä tuuvvittua kätkyössä. Tuuvvittau kolme vuotta. Erähänä huomenešša rupieu leipomah leipyä. Kätyt on hänellä šiinä viereššä. Alko kätyt liikkuo ičekšeh. Akka kaččou kätkyöh: poikalapši nousi istumah šiihe kätkyöh. Leppäpölkyštä tuli kolmevuotini poika. Poika šanou:
Luaji, muamo, miula rehennysrieška, miul on nälkä.

Akka luatiu pikkaraisen riešan ta pistäy šen kiukuan suuhu paistumah. Rieška kašvo niin šuurekse, jotta ei šua šieltä kiukuan šuušta pois, kakšinkerroin piti kiäntyä. Anto pojalla. Poika šöi šen riešan ta šanou:
Miul on vielä nälkä, luaji vielä toini rieška, pienempi kuin ensimmäini.

Muamo luatiu toisen riešan, vielä pienemmän, panou šen kiukuan šuuhu paistumah. Se rieška tuli niin šuurekše, jotta ei mitenkänä voi šuaha šieltä kiukuan šuušta pois. Antau šen pojalla. Poika šöi sen riešan ta šanou:
Luaji kolmas rieška, vielä pienempi.

Muamo ottau oikein pikkaraisen palasen tahasta ta pistäy kiukuan šuuhu paistumah. Rieška tuli niin šuurekše kiukuašša, jotta nellin kerroin piti kiäntäy, jotta šai šen ulos. Antau pojalla. Poika šyöy šen riešan ta šanou:
Nyt mie olen jo kylläni.

Kyšyy poika:
Missä on tuatto?

Muamo šanou:
Pellolla on kyntämäššä.

Leppäpölkky šanou:
Tuo miula, muamo, vuattiet.
Mie lähen kyntämäh, käšen tuaton poikeš.
Muamo toi hänellä vuattiet. Poika šuorieu. Hiän on niinkuin šuuri mieš, vaikka häntä on vain kolme vuotta tuuvvitettu.
Nyt lähen, tuaton käšen kotih ta iče rupien kyntämäh.
Muamo šanou:
Elä lähe, rutto tulou murkinalla.

Poika ei huolin mitänä muamoh šanasta ta mäni pellolla, šanou šinne mäntyö:
Terveh, tuatto!

Ukko kaččomah rupieu ta šanou:
Eihän meilä ole lašta.

Poika šanou:
Miehän olen se leppäpölkky, mitä oletta työ tuuvvittan.
Miušta tuli poika. Anna mie rupien kyntämäh. Šie mäne murkinalla, tuatto.
Rupei poika kyntämäh. Uatran pisti muaha vuarnahie myöt’e ta käšĸi heposen männä.
Heponi yritti vetämäh uatruaei voi vetyä, niin šyvällä oli pissetty uatra muaha. Löi ruošalla hevoista niin lujalla, jotta heponi hyppäi ta kuoli i šiihe uatraki rikkautu. A ukko kaččou viereššä. Ukko šanou:
Ka tapoithan šie heposen.

Poika šanou:
Kun še kerran oli niin vähähenkini, jotta kuoli kun yhen kerran löin, niin anna mäni.

Ukko šanou:
Lähemmä šyömäh nyt.

Niin hyö lähetäh ukko pojan kera ta ruvetah šyömäh. Poika šöi kaikki ruuvvat, se kun on niin väkövä ta šuuriruokani. Akka kantau, kantauei täyvy ni millä. Poika šanou:
Mitäpä nyt, tuatto, ruattavua?

Tuatto šanou:
Mäne aitua panemah siihe pellolla, missä kyntimä.

Poika mäni. Šiinä pellon laijalla oli šuuri meččä. Mečän kaikki kuato pellon piällä. Kirvehen katko, rautakanket paloikse murotteli: niin oli väkövä se Leppäpölkky. Mänöy pirttih, šanou tuatollah:
Tuommoset ašiet miula ei kestä.
Kaikki kirvehet ta rautakanket katkesi.
Ukko šanou:
Eihän šiula mitkänä ašiet kessä.
Kyl šie šuat lähtie meiltä pois, muuvvalta työtä eččimäh.
Poika šanou:
Mie lähen.
Antakkua miula enšin ruokua.
Akka šanou:
Vaštahan myö šöimmä.
Ei ole mitänä ruokua.
Poika šanou:
Onhan teilä härkie ta lehmie liävässä.

Akka šanou:
Ne on vielä tappamatta.

Poika šanou:
Miula kelpuau ne i tappamatta syyvvä.

Mänöy liäväh poika i šyöy härän. Šitä ei tarvin tappua eikä keittyä, še mäni niin.
Poika läksi muailmalla ta šanou:
Kun mie olen niin väkövä, nin kaikki koko tämän linnan väen tapan ta šyön.
Lähen nyt toisie väkövie eččimäh.
Ukko ta akka ollah hyvilläh, kun piäštih erilläh pojašta.
Leppäpölkky matkuau ta matan varrella näköy, kun mieš puita ruaššaltau šijoiltah ta toiseh paikkah pissältäy. Leppäpölkky kyšyy mieheltä:
Mitä šie ruat?

Mies vaštuau:
Mie olen niin väkövä, jotten tiijä, mihi mie väkeni šuan.
Tulin meččäh, jotta kison puun šijoiltah ta toiseh paikkah issutan.
Leppäpölkky šanou:
Mie olen niisi väkövä, emmäkö lähe eččimäh toisieki väkövie?

Kuuluu mečästä, kun pačkau oikein lujašti. Leppäpölkky šanou:
Lähemmä eččimäh.
Šiel on vielä muitaki väkövie.
Männäh kohti paukantua. Mieš pačkuttau kahta kallivuo vaššakkah. Leppäpölkky kyšyy:
Mitä šie, mieš, ruat?

Mie kun olen niin väkövä, nin pitäy näitä kallivoita pačkuttua vaššakkah, jotta väki vähenis. A ketäpä työ oletta?
Mieš ta Leppäpölkky vaššatah:
Myö olemma šamoin niitä väkövie ta väkövie ečimmä.

No myöhän olemma kaшkki väkövie. Läkkä vielä eččimäh toisie väkövie.
Männäh vähäni matkua, tulou šuuri talo. Männäh šiihe taloh ta ruvetah šiihe yökše. Šanotah: "Još ketä tullou tähä, nin kyllä myö ne voitamma, kun olemma kolme väkövyä". Muatah šiinä . Huomenekšella Leppäpölkky šanou:
Nyt kakši lähtöy meččäh ta ykši jiäy keittämäh murkinua.

Jätetäh Puijenpissyttäjä keittämäh murkinua, Leppäpölkky ta Vuarojenloukuttaja lähetäh meččäh. Leppäpölkky šanou Puijenpissyttäjällä:
Käy liävästä lehmä, tapa ta keitä šen lihat kaikki.

Toiset miehet mäni meččäh. Puijenpissyttäjä otti liäväštä lehmän, pani patah, rupei keittämäh. Keitti šen hyväkše, nošti rokkapuan tulelta pois, pani šen pölkyn piähä. Tuli ukko pirttih: ukko on kyynärän pivuš, parta kahta kyynäryä pitkä. Ottau sen Puijenpissyttäjän, pissältäy šiltä piän pölkyn alla, iče kuatau rokan lattiella. Lihat šyöy kaikki. (Se oli vielä väkevämpi kuin Puijenpissyttäjä).
Puijenpissyttäjällä tuli šemmoni hätä, jotta toiset tullah murkinalla ta šemmoni tapaus on käynyn, jotta rokat on kuattu ta lihat šyöty. Hiän tappau toisen lehmän, panou lihat kiehumah. Ne ei keritty vielä kiehuo, kun toiset jo mečästä tultih. Puijenpissyttäjyä kirotah, kun murkina ei ole valmis. Puijenpissyttäjällä ei šanua tule šuuhu. Leppäpölkky ta Vuarojenloukuttaja purtih lihat uutena. (Heil oli niin nälkä mečästä tultuo). Oltih huomeneh. Leppäpölkky šanou:
Nyt pitäy Vuarojenloukuttajan jiähä keittämäh, myö lähemmä Puijenpissyttäjän kera meččäh.

Niin hyö lähettih. Vuarojenloukuttaja tappau lehmän. Panou patah kiehumah. Šai lihat kypšekše, otti puan tulelta, pani pölkyn piähä jähtymäh. Tuli ukko kyynärän pivuš, parta kahta kyynäryä ta kyšyy:
Kenen talošša työ elättä?

Vuarojenloukuttaja šanou:
Omašša talošša.

Ukko šanou:
Että elä omašša talošša.
Tämä talo ta lehmät on miun.
Ukko panou Vuarojenloukuttajan piän pölkyn alla, kuatau rokan, syöy lihat ta tuas piäštäy Vuarojenloukuttajan pölkyn alta. Vuarojenkolkuttaja tappau ruttoseh toisen lehmän, panou patah kiehumah. Lihat ei vielä keritty i kiehuo, kun Puijenpissyttäjä ta Leppäpölkky tultih mečästä. Leppäpölkky on šemmosekše šiäntyn, kun ei moneh päiväh ole šuanun kunnon ruokua ta šanou:
Että kehtua keittyä, kun makuatta.

Puijenpissyttäjä ajattelou: "Kyllä še ukko šaman tempun teki Vuarojenloukuttajalla kuin miula eklein". Šyötih tuas lihat uutena. Oltin huomeneh. Leppäpölkky šanou:
Mie nyt jiän murkinua keittämäh, mänkyä työ meččäh.

Leppäpölkky jäi kotih. Tappo lehmän, pani šen lihat patah. Šai rokan valmehekše, nošti šen pölkyn piähä, niinkuin toisetki, jiähtymäh. Tulou ukko kyynärän pivuš, parta kahta kyynäryä ta šanou:
Mitä työ tiälä meinuatta, kun šöittä miulta kaikki lehmät?

Tai rupei panemah Leppäpölkkyö pölkyn alla.
Elä, tovarissa! šanou Leppäpölkky ukolla. Ottau šitä parrasta kiini ta šanou:
Šie olet toisilla šitä temppuo ruatan, vain nyt puutuit miehen käsih!

Niin Leppäpölkky viey meččäh kyynärän pituuven ukon. Halkuau koivusen kannon ta šiihe halkuantaisen välih panou ukon parran. Še šiihe i liehahtau. Tullah toiset mečästä. Keitto on valmis heilä. Šyötih šiinä keitto. Leppäpölkky ei vielä šyyvveššä sano, jotta hänellä on ukko parraštah kiini. Šen verran šanou, jotta "miehän šain keiton kypšekše". Šyötih. Leppäpölkky šanou:
Läkkä kačomma miun vankie!

Männäh kaččomah. Leppäpölkky šanou:
Tämähän teiltä rokan šöi.
Ettäpä ole väkövie, kun tuommosen ukon annoitta rokan šyyvvä.
Ottau vičan ta lyöy ukkuo. Ukko piekšäyty, piekšäyty, jo i parta katkei. Parta jäi kannon välih, iče pakeni. Ukko läksi juokšomahLeppäpölkky jälkeh. Juoššah, juoššah jälekkäh. Juoštih vuaran piällä. Kallivossa oli reikä. Ukko šiitä čuklahti ta mäni männeššäh. Leppäpölkky tulou jälelläh ta šanou:
Lähtekkyä ŧa solahuttakkua milma reikäh, nin mie lähen eččimäh.
En mie niin vähällä šitä ukkuo jätä.
Toiset miehet, Vuaranloukuttaja ta Puijenpissyttäjä, lašetah Leppäpölkky šiitä reijästä kallivon šiämeh. Šielä on talo. Leppäpölkky mänöy taloh. Tytär, nuori, kaunis kävelöy lattiella i kyšyy:
Mitä šie, veikkon, tänne tulit?
Nyt šiun tuatto tappau, kun šie häneltä parran kisoit. Nyt hiän makuau toisešša huonehešša oikein kipienä. Mie olen čuarin tytär. Hiän miut varašti. Šie kun mänet hänen luo, työ toreuvutta. Hiän on šilma väkövämpi. Nyt kun hiän tuli, nin joi elävyä vettä. Kun še ukko šuau šiun allah ta rupieu tappamah, nin šie šano: "Piäššä milma kuulla ta päivällä prostiutumah". Šill aikua šie lëvähä. Iče šie mäne aittah, juo pullošta elävyä vettä, elävän vejen šijah laita kuollutta vettä. Ukko kun käyt jälestä päin, nin juou kuollehen vejen.
Poika mänöy ukon luo. Ukko krovatissa läsiy tai šanou:
Joko rosvoinniekka tulit?
Šemmoseh paikkah tulit, jotta heität henkeš.
Ukko hyppäi Leppäpölkyn piällä ta niin i kuato pojan. (Nyt ei ole hänellä partua. Parta jäi kannon välih). Leppäpölkky šanou:
Nyt tapat, piäššä kuulla ta päivällä prostiutumah.

Ukko šanou:
Mäne.

Leppäpölkky mäni aittah, joi elävän vejen, kuollehen vejen pani šijah ta tuas mäni ukon kera toruamah. Leppäpölkky kun joi šen elävän vejen, nin tuli ukkuo väkövämmäksi. Alko ukkuo kuristua.
Ukko šanou Leppäpölkyllä:
Piäššä šie nyt milma kuulla ta päivällä prostiutumah.
Leppäpölkky šanou:
Mäne.

Ukko juoksi ruttoseh aittah ta joi kuolleheh vejen. Hiän luuli, jotta še on elävyä vettä, kun oli varuštan valmehekše. Šiihe ukko i kuoli ta kuolleššah karjuu tytöllä, jotta "šie miut šuatoit kuolomah, kun šanoit Leppäpölkyllä". Šiihe ukko kuatu kellahti. Poika šanou tyttärellä:
Nyt lähemmä poikeš.

Tyttö šanou:
Mielelläni lähenki, – ta antau Leppäpölkyllä imennoin šormuksen.

Niin hyö otetah ukon koista kallehie tavaroita ta männäh kallivon reijän kohalla. Leppäpölkky liikuttau nuorua, jotta toiset noššettais jälelläh muan piällä. Šitou tytön nuorah ta šanou:
Mäne šie iellä, ta noššatta šiitä miut jälestä.

Miehet noššettih tytär muan piällä. Leppäpölkky jäi vielä šinne. Tyttö šanou:
Leppäpölkky on šielä.
Še pitäy noštua.
Vuaranloukuttaja ta Puijenpissyttäjä šanotah:
Ei noššeta, olkoh šielä.

Kyšytäh, kenen hiän on tytär. Tyttö šanou, jotta hiän on čuarin tytär. Hänet viijäh čuarih, šanotah:
Myö tämän tyttären šaimma muan alta.

Tytär ei voi virkkua ni mitänä. Leppäpölkky kävelöy šielä muan alla. Ei piäše ni miten poikeš. Ukon talošša on kiukuan perissä ukon akka. Akka itköy, kun ukko kuoli. Leppäpölkky šanou šillä akalla:
Etkö, akkasen, voi miten šuattua milma muan piällä?

Akka šanou:
Šuattasin mie kyllä, vain kun ruavoit pahoin i tapoit miulta ukon.

Leppäpölkky šanou:
Ičepähän oli šyyššä, kun rupei miun kera toruamah.

Akka muuttuu hyvin vanhakše korpikše ta šanou:
Istuuvu šie miula šelkäh, muit’en šie et tiältä piäše.

Korppi lenti reijän šuilla, Leppäpölkyn loi muan piällä, iče mäni männeššäh.
Leppäpölkky mäni šamaseh taloh, missä eli Vuaranloukuttajan ta Puijenpissältäjän kera. Ei ole miehie, ei tytärtä. No totta siitä lähtie täyty johonki. Leppäpölkky mänöy šillä linnalla, missä on čuarin tytär. (Še kun oli šanon, min linnan; čuarin tytär hiän on). Mänöy lešk’akkah vatierah. Kyšyy lešk’akalta:
Eikö mitä tällä linnalla uutta kuulu?

Akka šanou Leppäpölkyllä:
Ei tänne mitänä muuta kuulu, kuin čuarin tytär oli kavokšissa muan alla viisitoista vuotta.
Nyt kakši miestä häntä löyvettih ta toisen kera pijetäh häitä.
Leppäpölkky niijen jalkojeh šijalta pyörähtäy ta lähtoy čuarin kotih aštumah. Tytär šilminä-korvina varteiččou ikkunašta, jotta eikö näkyis sitä mieštä, Leppäpölkkyö, mikä pelašti hänet muan alta.
Leppäpölkky alko hypitellä čuarin ikkunan alla kiässäh šormušta. Čuarin tytär näköy ikkunašta šamammoisen miehen, kuin oli Leppäpölkky, ta kaččou: niin ois kuin hänen antama šormuš. Čuarin, tytär juokšou Leppäpölkyn luo ta kyšyy:
Mitein šie olet tänne piäššyn?
ta kertou Leppäpölkyllä, mitein hiän iče piäsi.
Čuarin tytär viey Leppäpölkyn tuattoh luo ta šanou:
Tuatto, tämä on še mieš, mi milma pelašti muan alta.
Täšš on imennoi šormuš, minkä mie olen hänellä antan, kun lupauvuin hänellä moršiemekše.
Čuari anto tyttären Leppäpölkyllä. Ruvettih pitämäh häitä. Toiset, valehtelijat miehet, ammuttih.
Šiihe še Leppäpölkyn starina i loppu.

Сказка об ольховой чурке

Russian
Были раньше старик да старуха. У них не было детей. Старуха говорит старику:
Срубил бы ты в лесу ольховую чурку, хоть бы ее для забавы качали, раз у нас нет детей.

Старик идет в лес. Срубил ольховую чурку, принес ее домой. Старуха говорит старику:
Сделай колыбель, я буду ее качать.

Старик сделал колыбель. Старуха завернула ольховую чурку в тряпки, начала ее качать в колыбели. Качала три года. Однажды утром стала хлеб печь. Колыбель около нее стоит. Начала колыбель сама по себе качаться. Старуха посмотрела: мальчик сидит в колыбели. Из ольховой чурки вышел трехлетний мальчик. Мальчик говорит:
Испеки, мать, мне лепешку, я есть хочу.

Старуха сделала маленькую лепешку и сунула в устье печи. Лепешка стала такая большая, что ее нельзя было вынуть, пришлось сложить вдвое. Дала мальчику. Мальчик съел эту лепешку и говорит:
Я еще есть хочу, сделай другую лепешку, поменьше первой.

Мать сделала лепешку еще меньше, положила в устье печи. Лепешка стала такая большая, что еле удалось вытащить из печи. Дала лепешку мальчику.
Мальчик съел лепешку и говорит:
Сделай третью лепешку, еще меньше.

Мать взяла махонький кусочек теста и сунула ее в устье печи. Лепешка стала такая большая, что пришлось вчетверо сложить, чтобы вынуть из печи. Дала мальчику. Мальчик съел и эту лепешку и говорит:
Теперь я сыт.

Спрашивает сын:
Где отец?

Мать говорит:
В поле пашет.

Ольховая Чурка говорит:
Принеси мне, мать, одежду.
Я пойду пахать, отпущу отца.
Мать принесла ему одежду. А он как взрослый мужчина, хоть его только три года качали.
Теперь пойду, отпущу отца домой, а сам буду пахать.
Мать говорит:
Не ходи, он скоро придет обедать.

Сын нe послушался матери и пошел в поле. Придя туда, говорит:
Здравствуй, отец!

Старик посмотрел и говорит:
У нас ведь нет сына.

Мальчик говорит:
Я ведь та ольховая чурка, которую вы качали.
Вот вам и сын. Дай я буду пахать. Ты, отец, иди обедать.
Начал сын пахать. Всадил соху в землю до самых сошников и понукает лошадь. Лошадь потянулане может вытянуть, глубоко сидит соха в земле. Ударил лошадь плетью так сильно, что лошадь рванулась и дух испустила, тут и соха сломалась. А старик стоит рядом и смотрит.
Старик говорит;
А ведь ты лошадь-то сгубил.

Сын говорит:
Раз она была такая слабосильная, что от одного удара сдохла, так туда ей и дорога.

Старик говорит:
Пошли теперь обедать.

Пошел старик с сыном и стали есть. Сын съел все, что быловедь ему надо было много еды, раз он был такой сильный. Старуха приносит, приносит едуникак не накормит. Сын говорит:
Что теперь, отец, надо делать?

Отец говорит:
Иди поставь изгородь на то поле, где мы пахали.

Сын пошел. Возле поля был большой лес. Он тот лес свалил на поле. Топор сломал, железные ломы на кусочки искрошилтакой сильный был этот Ольховая Чурка. Пришел в избу, говорит отцу:
Такие орудия не по мне.
Все топоры и ломы сломались.
Старик говорит:
В твоих pyĸaх все орудия сломаются.
Придется тебе уйти от нас, в другом месте работы поискать.
Сын говорит:
Я уйду.
Дайте только мне сперва поесть.
Старуха говорит:
Мы же только что ели.
Еды никакой нет.
Сын говорит:
Есть ведь y вас коровы и быки в хлеву.

Старуха говорит:
Они еще не зарезаны.

Сын говорит:
Для меня сойдут и не зарезанные.

Идет в хлев и съедает быка. Не надо было, ни резать, ни варить, так съел.
Сын собрался идти бродить по свету, говорит:
Раз я такой сильный, то я в этом городе всех людей убью и съем.
Пойду теперь других силачей искать.
Старик да старуха рады, что избавились от сына.
Ольховая Чypĸa отправляется в путь и по дороге видит, как человек деревья с корнями вырывает и в другое место их сажает. Ольховая Чурка спрашивает у человека:
Что ты делаешь?

Человек отвечает:
Я такой сильный, что не знаю, куда девать свою силу.
Пришел в лес, вырву дерево с корнями и пересажу в другое место.
Ольховая Чурка говорит:
Я тоже сильный, не пойти ли нам вместе поискать других сильных?

Из лесу слышно, как что-то сильно стучит. Ольховая Чурка говорит:
Пойдем поищем.
Там есть и другие силачи.
Идут на этот стук. Человек скалой по скале бьет. Ольховая Чурка спрашивает:
Что ты делаешь.

Я такой сильный, что приходится скалой по скале стучать, чтобы силы убавилось. А вы кто такие?
Тот человек с Ольховой Чуркой отвечают:
Мы тоже силачи и силачей ищем.

Ну так мы все силачи. Пойдем еще поищем силачей.
Идут немного, встречается большой дом. Заходят в дом и остаются тут ночевать. Говорят: "Если сюда кто придет, так мы его поборем, коли нас трое силачей собралось". Переспали тут ночь. Утром Ольховая Чурка говорит:
Теперь пусть двое идут в лес, а один останется варить обед.

Оставляют того, кто деревья вырывал, варить обед, а Ольховая Чypĸa и тот, ĸтo скалами стучал, отправляются в лес. Ольховая Чурка говорит тому, что деревья вырывал:
Возьми в хлеву корову, зарежь и свари все мясо.

Другие ушли в лес, тот, кто деревья вырывал, взял в хлеву корову, положил в котел, начал варить. Сварил, снял котел с огня, поставил на колоду. Пришел в избу старик: сам ростом с локоть, а борода два локтя. Схватил того, кто деревья вырывал, сунул его голову под колоду, суп на пол вылил, все мясо съел. (Старик посильнее того человека, который деревья вырывал). Повар зacуетилсяведь скоро другие придут на обед, а с ним такая беда приключилась: суп вылит, а мясо съедено. Он режет другую корову, ставит мясо вариться. Не успело мясо свариться, как другие пришли из лесу. Ругают того, кто деревья вырывал, за то, что обед не готов. Тот слова сказать не может. Ольховая Чурка и тот, который скалами стучал, съели мясо недоваренным (такие были голодные, когда из лесу пришли). Настало другое утро. Ольховая Чурка говорит:
Теперь останется варить тот, кто скалами стучал, мы пойдем в лес.

Так они пошли. Тот, что скалами стучал, зарезал корову, мясо положил в котел вариться. Сварил мясо, снял котел с огня, поставил на колоду, чтобы остыло. Пришел старик: ростом с локоть, борода два локтяи спрашивает:
В чьем доме вы живете?

Тот, кто скалами стучал, говорит:
В своем доме.

Старик говорит:
Не в своем доме вы живете.
Этот дом и коровымои.
Старик сунул голову того, кто скалами стучал, под колоду, суп вылил, мясо съел и потом отпустил повара. Тот быстренько режет другую корову, ставит котел на огонь. Мясо еще и не закипело, как пришли из лесу Ольховая Чурка и тот, кто деревья вырывал. Ольховая Чурка не на шутку рассердился, потому что несколько дней не видал настоящей еды, и говорит:
Вам лень варить, спите, наверно.

Тот, кто деревья вырывал, думает: "Старик выкинул ту же штуку, что и со мной вчера". Опять съели мясо сырым. На утро Ольховая Чурка говорит:
Теперь я останусь варить обед, идите вы в лес.

Ольховая Чурка остался дома. Зарезал корову, мясо положил в котел. Сварил суп, поставил его на колоду, чтобы остылкак и другие делали. Приходит старик: ростом с локоть, борода два локтяи говорит:
Что вы тут затеяли: всех коров у меня приели?

И хотел было засунуть Ольховую Чурку под колоду.
Не выйдет, товарищ, говорит Ольховая Чурка старику.
Схватил его за бороду и говорит:
Ты с другими такие штуки выкидывал, но сейчас ты попал в руки мужчине.

Ольховая Чурка уводит старика с локоток в лес. Расщепил березовый пень, и в ту щель положил бороду старика. Ее тут и прищемило. Приходят другие из лесу. Суп для них готов. Поели супа. Ольховая Чурка во время еды не говорит, что у него старик за бороду привязан. Только и сказал, что "я-таки доварил суп". Поели. Ольховая Чурка говорит:
Пойдем посмотрим на моего пленника.

Пошли смотреть. Ольховая Чурка говорит:
Этот ведь у вас суп съедал.
Не очень вы сильные, коли такому старику дали съесть суп.
Взял прут и начал стегать старика. Старик рвался, рвался, борода и оборвалась. Борода осталась в щели пня, сам убежал. Старик пустился бежатьОльховая Чурка за ним. Бегут, бегут друг за другом. Прибежали на вершину горы. В скале была дыра. Старик туда юркнули след его простыл. Ольховая Чурка возвращается обратно и говорит:
Пойдемте спустите меня в дыру, я пойду этого старика искать.
Я так легко от него не отступлюсь.
Другие спустили Ольховую Чурку через ту дыру внутрь скалы. Там стоит дом. Ольховая Чурка заходит в дом. Девушка молодая, красивая, ходит по избе, спрашивает:
Зачем ты, братец, сюда пришел?
Теперь тебя отец убьет, за то что ты у него бороду оторвал. Он сейчас лежит в другой комнате совсем больной. Я царская дочь. Он (старик) меня похитил. Ты как подойдешь к нему, вы начнете биться. Он сильнее тебя. Он как пришел, то выпил живой воды. Когда старик тебя одолеет и начнет убивать, то ты скажи: "Отпусти меня проститься с луной и солнцем". Тем временем ты поотдохнешь. Иди в клеть, выпей из бутыли живой воды, а вместо живой воды поставь бутыль с мертвой водой. Старик, придет после тебя и выпьет мертвую воду.
Парень пошел к старику. Старик лежит на кровати и говорит:
Уже пришел, разбойник?
В такое место пришел, что дух испустишь.
Старик бросился на Ольховую Чурку и свалил парня. Теперь у него бороды-то нет. Борода осталась в щели пня. Ольховая Чурка говорит:
Теперь ты меня убьешь. Отпусти с луной и солнцем проститься.

Старик говорит:
Иди.

Ольховая Чурка пошел в клеть, выпил живую воду, на место поставил мертвую воду и опять пошел со стариком биться. Ольховая Чурка как выпил живую воду, то стал сильнее старика. Начал старика душить. Старик говорит Ольховой Чурке:
Отпусти теперь ты меня проститься с луной и солнцем.

Ольховая Чурка говорит:
Иди.

Старик живо побежал в клеть и выпил мертвую воду. Он думал, что это живая вода, которую заранее приготовил. Старик тут и умер и, умирая, крикнул девушке, что "ты меня до смерти довела, потому что сказала Ольховой Чурке". Старик тут упал замертво. Парень говорит девушке:
Теперь уйдем отсюда.

Девушка говорит:
С удовольствием уйду, – и дает Ольховой Чурке свое именное кольцо.

Взяли они из дома старика дорогие вещи и подошли к дыре. Ольховая Чурка дернул за веревку, чтобы те другие вытащили обратно на землю. Привязал девушку к веревке к говорит:
Иди ты вперёд, а потом меня поднимете.

Мужчины подняли девушку на землю. Ольховая Чурка там остался. Девушка говорит:
Ольховая Чурка там,
его надо вытащить.
Другие говорят:
Не вытащим, пускай останется там.

Спрашивают, чья она дочь. Девушка говорит, что она дочь царя. Они приводят ее к царю, говорят:
Мы эту девушку раздобыли из-под земли.

Девушка ничего не может сказать.
А Ольховая Чурка ходит там под землей. Никак не может оттуда выйти. В доме старика за печкой сидит старуха, жена старика. Она плачет, что старика убили. Ольховая Чурка говорит той старухе:
Не можешь ли, бабушка, как-нибудь меня доставить на землю?

Старуха говорит;
Я бы могла, но ты плохо сделал, что у меня старика убил.

Ольховая Чурка говорит:
Он же сам был виноват, зачем стал со мной драться.

Старуха обернулась старым вороном и говорит:
Садись мне на спину, иначе тебе отсюда не выйти.

Ворон подлетел к дыре, сбросил Ольховую Чурку, сам скрылся. Ольховая Чурка пошел в тот дом, где они жили втроем, три силача. Нет ни тех мужчин, ни девушки. Ну, надо, видно, куда-то податься. Ольховая Чурка идет в тот город, откуда была эта церская дочь. (Она ему сказала, какого царя она дочь). Идет к старой вдове проситься на квартиру. Спрашивает у вдовы:
Что нового слышно в этом городе?

Старуха говорит Ольховой Чурке:
Ничего здесь нового нет, кроме как царская дочь была пятнадцать лет под землей,
а теперь ее двое мужчин нашли, и за одного из них выдают ее замуж.
Ольховая Чурка тут же повернулся и пошел к царскому дому. Девушка глаз не сводит с окна, смотрит, не появится ли Ольховая Чурка, который ее освободил из-под земли.
Ольховая Чурка остановился под окнами царя и стал подбрасывать на ладони кольцо. Царская дочь видит в окно человека, похожего на Ольховую Чурку, и смотриткак будто ее кольцо у него. Дочь царя подбегает к Ольховой Чурке и спрашивает:
Как ты сюда попал?
и рассказывает ему, как сама оказалась здесь.
Она ведет Ольховую Чурку к отцу и говорит:
Отец, это тот самый человек, который освободил меня из-под земли.
Вот мое именное кольцо, которое я ему дала, когда обещала стать его невестой.
Царь выдал дочь за Ольховую Чурку. Начали играть свадьбу. Тех, обманщиков, расстреляли.
На этом и кончилась сказка про Ольховую Чурку.