VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Hoi, hurit!

Hoi, hurit!

Karelian Proper
Padany
Оli en’n’en akka, akalla oli poiga da tytär. Poiga huomukšella lähtöy, en tiijä, mihi roadoh meččäh, a moamo da tytär d’eähäh kodih. Moamo päčin panou lämbiemäh, päčissä d’o ollah yhet keglehyöt, leibät voaliu, tytöllä šanou nimie myöteh (en muišša, mi oli tytöllä nimi):
Mäne kašša rannašša hau.

Tyttö ku mäni hauo kaštamah, a därvi eu levie, ga därvestä poikki huhutah mužikat:
Hoi, tyttö, siä ku mennet därven toižella puolella miehellä, dai enzi kerdoa därvestä poikki proidiešša mänet vedeh.

Tyttö itušša perttih. Perttih tulou, ga moamoh kyzyy:
Midä itet?

Mužikat huhutah, što ku mänet därvestä poikki kellä ni gi miehellä, ni enzi kerdoa därvestä poikki proidiešša mänet vedeh.
Moamo tarttuh hänellä kaglah: ga itkömäh, ga itkömäh, ga itkömäh. Päivä d’o ildapuolessa, vielä moamo da tytär itetäh. Leibät d’o stolalla reämissyttih, päčči viluštu. Hyö van yksi yhen kaglašša riputah da itetäh. D’o poiga tuli kodih, kyzyy:
Midä kaglakkah itettä šezissä?

Hyö sanottihsidä da sidä itemmä. Poiga sanou da peädä lekuttau:
No hurit, no hurit!
Pidäy lähtie, engo voi vielä mistä ni gi hurie löydeä.
Mäni, mäni, ga mužikka kylyn ku van on kylvenyn, humalašša van missä ollou, koadeida ei voi d’algah panna, unohti kui koadiet pannah d’algah. Koadiet on ažettanun kahen seibähän peähäh opuškapuolešta, seärykšet riputah alašpäin. Sidä d’uoksou, d’uoksouhypähtäy koadeiheh, no ku ei aigauuttoa d’algah. Poiga sanou:
Kačoi, yhen hurin ni löyin.

Poiga kyzyy mužikalda:
Midä siä roat?

Heän sanou:
Unohin kuin koadeida d’algah pannah, ni koadeida d’algah panen.

Hoi, huri, vet ei näin pandoa koadeida d’algah. Andanet šoan rubl’oa, ga miä opaššan, kui pidäy koadiet d’algah panna.
Anan, van siä šoata koadiet d’algah.
Poiga koadiet d’algah pani, šoan rubl’oa otti da ni läksi ielläh, a mužikka vielä sil’mät risti, ku koadiet šoadih d’algah.
Poiga mäni, mäni, mäni, ga kylyn peällä lehmeä noššetah. Kylyn peällä, katoksella on kazvan heineä, ni seniidä heinie syömän noššetah lehmeä. Poiga sanou:
Kačo, ei kai hurit oldu sielä, on vielä i teälä hurie.
Midä työ roatta?
Ka lehmeä noššamma katoksella heiniä syömäh.
Hoi, hurit, niittäkkeä libo nyhikkeä heinät, a elgeä lehmeä sin noššakkoa.
Hyö niin ni roattih, pojalla šada rubl’oa annettih, poiga läksi ielläh. Mäni, ga kodie srojitah, ni kuhu rodieu pitembi hirzi, ni sidä pal’l’alla riehitäh, štobi lyhenis, a kuhu lienöy lyhemmäksi, ni siidä venytetähei roattoa, a kigletäh. Poiga sanou:
Elgiä senin roakkoa, a roakkoa näin: ku vuidiu pitemmäksi hirzi, ni se pilikkeä, a ku vuidiu lyhyemmäksi, ni d’atokkoa.

Pojalla toas annettih šada rubl’oa, poiga otti d’engat da läksi ielläh.
Matkai, matkai, matkai, kačouga hurstiloin kera d’uokšennellah rahvaš pihalda perttih, pihalda perttih, ielläh-därelläh. Poiga tuli, sanou:
Midä työ roatta?

Ka vasta ku srojima pertin uuen, ni ku eu päiveä pertissä. Ni pertih päiveä kannamma.
Poiga duumaiččou: "Ka dai teälä on hurie". Sanou:
Ongo teilä ikkunat pertissä?

Ka eu, velli, ni midä.
Ni ottakkoa pila da pilakkoa loukot seinih, rakennakkoa, oššakkoa st’oklat, loajikkoa roamat, dai päiveä tulou perttih kandamatta.
Slava tebe, hospodi, poiga-rukkoa n’euvonnalda!
Annettih šada rubl’oa, da poiga otti i läksi ielläh. Matkai, matkai, matkai, ga toas uuešša pertissä viuhketäh rahvas hurstiloin kerapertistä pihalla hurštiloilla šauda kannetah. Poiga kyzyy:
Midä roatta?

Ole siä, ku vaštanikkoš koin srojima, ni ku pertti täyzi on šauda: ni ei šoa ni silmie avata. Ni pertistä pihalla hurštiloilla šauda kannamma.
Ka hoi, hurit, ongo teilä hoti truba?
Ei, velli, ole ni midä.
No ku ei ole truboa, ni kaivakkoa van loukko lageh da loajikkoa truba, ni enämbi šauda hurštiloilla ei pie kandoa.
Passibo da passibo neuolda.
Toas šada rubl’oa annettih, poiga otti, läksi. Puolen tuhatta d’engoa sai, ei vet midä i männyn. Poiga duumaiččou: "Ei oldoa yhet miän hurit, on vielä i muualla hurie".
Sihi i starina loppieti.

Эх, глупцы!

Russian
Была раньше женщина, у женщины были сын и дочь. Сын утром отправляется не знаю на какую-то работу в лес, а мать и дочь остаются дома. Мать затапливает печь; в печи уже одни головешки остались, хлебы валяет. К дочери обращается по имени (не помню, как дочь звали):
Поди на берег, помочи помело.

Девушка как пошла мочить помело, а озеро неширокое было, то мужики через озеро и кричат:
Хой! Девушка, если ты выйдешь замуж на другой берег озера, то как поедешь первый раз через озеро, так и утонешь.

Девушка с плачем в избу. Приходит в избу, мать и спрашивает:
Что плачешь?

Мужики кричат, что когда выйдешь на другую сторону озера за кого-нибудь замуж, то как поедешь первый раз через озеро, утонешь.
Мать бросается ей на шею и плакать, и плакать, и плакать. День уже клонится к вечеру, все еще мать и дочь плачут. Хлебы на столе расплылись, печь остыла. А они, обнявшись, плачут. Уже сын пришел домой, спрашивает:
Что вы, обнявшись, тут плачете?

Они рассказали: потому-то и потому-то плачем. Сын говорит и качает головой:
Ну и глупые, ну и глупые!
Надо пойти [поискать], не найду ли еще где-нибудь таких же глупых.
Шел, шел, [видит] – мужик только что в бане попарился, никак не может портки надеть: забыл, как портки надевают. Повесил портки за гашник на колья, штанины внизу болтаются. Побежит-бежит, пытается прыгнуть в портки, но никак не может. Парень говорит:
Смотри-ка, нашел ведь одного глупца.

Парень спрашивает у мужика:
Что ты делаешь?

Тот говорит:
Забыл, как портки надевают, так вот пытаюсь надеть.

Ой, глупый, ведь не так надевают портки. Если дашь сто рублей, так я научу, как надо надевать.
Дам, только ты научи меня, как надевать.
Парень ему портки надел, сто рублей взял и пошел дальше, а мужик даже перекрестился, когда портки оказались на ногах.
Парень шел, шел, шел, [смотрит] – на баню корову тянут. На бане, на крыше, трава выросла, так ту траву есть корову поднимают. Парень говорит:
Смотри-ка, не все глупцы там были, есть еще и здесь глупые.
Что вы делаете?
Корову поднимаем на крышу траву есть.
Ой, глупые, выкосите либо повыдергайте траву, а не поднимайте туда корову.
Они так и сделали, парню сто рублей дали, парень пошёл дальше. Шел, [смотрит] – дом строят, если где бревно подлиннее, так они его кувалдой бьют, чтобы укоротить, а где покороче, то они его растягиваютне работают, а мучаются. Парень говорит:
Не этак, а так делайте: когда попадется подлиннее бревно, то вы отпилите, а если попадется короче, то добавьте.

Парню опять дали сто рублей, парень деньги взял и пошел дальше. Шел, шел, шел, смотритнарод с холстами бегает из избы на двор, из избы на двор, взад-вперед. Парень подошел, говорит:
Что вы делаете?

Так только что выстроили новую избу, а света в избе нет. Вот и носим свет в избу.
Парень думает: "И тут есть глупцы". Говорит:
Есть у вас окна в избе?

Нет, брат, ничего.
Так возьмите пилу и выпилите отверстия в стенах, купите стекла, сделайте рамы, и будет свет в избеносить не надо.
Слава тебе господи, спасибо, сынок, за совет!
Дали сто рублей, парень взял и пошел дальше. Шел, шел, шел, [смотрит] – опять около новой избы народ с холстами носится: из избы во двор, в холстах дым носят. Парень спрашивает:
Что делаете?

Не говори, только что выстроили дом, а изба полна дыму: даже глаз открыть нельзя. Вот и носим дым в холстах из избы во двор.
Ой, глупцы, есть ли у вас хоть труба?
Нет, брат, ничего нет.
Ну, коли нет трубы, то сделайте отверстие в потолке и поставьте трубуне надо будет холстами дым выносить.
Спасибо, спасибо за совет.
Опять сто рублей дали, парень взял, пошел. Полтысячи денег получил, ничего не потерял. Парень думает: "Не одни только наши глупые, есть еще и в других местах глупцы".
Тут и сказка кончилась.