Наша деревня Чикозеро
    
        Russian
    
      
        Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. 
 
 Одного мы убили – пятнадцать пудов было. 
 
 Выстрелили мы, да он на нас пошел. 
 
 Двенадцать раз стреляли, потом упал. 
 
 Жиру было с вершок. 
 
 Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. 
 
 Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. 
 
 Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. 
 
 Мясо не варили, поганым считали. 
 
 А потом я стал варить. 
 
 Волка я только одного убил. 
 
 Рыбу ловили. 
 
 Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. 
 
 Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. 
 
  У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. 
 
 Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. 
 
 День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. 
 
 Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. 
 
 Тогда народу было много. 
 
 Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. 
 
 Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. 
 
 Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. 
 
 Лодки делали сами. 
 
 Тес пилили и из теса делали. 
 
 Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. 
 
 Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). 
 
 Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. 
 
 Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. 
 
 Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. 
 
 Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. 
 
 Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. 
 
 
 Натопишь, так потом тепло в избе. 
 
 Дым выходит... были такие трубы. 
 
 Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая. Эту и ставишь в качестве трубы. 
 
 Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. 
 
 В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая. Ею и кроешь избу. 
 
 
 Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. 
 
 Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. 
 
 Сидели при лучине. 
 
 Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. 
 
 Самоваров тоже не было. 
 
 На моей памяти только один самовар был – у попа. 
 
 Чай не пили. 
 
 Простокваши попьешь... 
 
 Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. 
 
 
 А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. 
 
 Валенки иногда [носили]. 
 
 Овец держали много. 
 
 Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. 
 
 Придут сюда и из шерсти сделают валенки. 
 
 Валенки валяли, шубы делали. 
 
 Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. 
 
 Мельниц у нас было много, муку мололи. 
 
 На этой речке четыре мельницы было. 
 
 Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. 
 
 Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. 
 
 Зато и умирали. 
 
 У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. 
 
 
 Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. 
 
 Школы не было, поп нас в своем доме учил. 
 
 Больше молитвы учили. 
 
 В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.