VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Voinan aigah

Voinan aigah

Karelian Proper
Tolmachi
Puhaštima linnua i dogadima yksičči, šanou, ajau oboza, ili kuin šanuo, mnogo-mnogo hevos't'a. I dogadin yhen tuttavan mužikkazen miän kyläštä. Mie kuin klukahan: "Dädä Van'a!" A hiän: "Dun'a, tytön, vielä elošša. Šiun tuatto da muamo jo panihidan spruavittih, što šilma jo…" "Ota milma!" "En voi, – šanou. Mängiä komendaturah, što propuska pidäy." Mama šanou, mänimä, annettih meilä propuskat. Illalla vuotamma, konža diädö järelläh ajamah. Otti miätten, ajamma. A ka Sosnovičan luona šuuri tuli palau. A miän diedone, no tua dädä Van'a šanou: "Tyttözet, hil'l'akkazeh istukkua, šene on dezertirat". Nu i vot hyö, šanou, issuttih. Kočahti, šanou, telegiä kuottelou: "Diedo, ongo harčuo?" Šanou: "Mytyš harču? Kakši tyttyö ka vejän kodih". Nämä šanou, kačahettih, Van'a-diedo kiändi hevos't'a i läksimä ajamah. A heilä tuli palo i krugom oli neskol'ko čelovek.
Mama, a tuli kylähena, monigo päiviä koissa i tulou sel'sovietašta täštä nacal'nikka. Diedolla i šanou: "A diedo, šiun tytötten podoiditah pod on demobilizacija tyttölöidä, ženščin, nin tože pidäy povestkat työndiä Dun'alla i Pol’alla". A diedo šano: "Miula kolme poigua vojuijah. Tyttyö mie en lašše ni yhtä". "Šilloin, – šanou, – trudovoi front". "Nu trudovoi toine diela". – šanou. I mama šanou, talven kaiken huomnekšella deda... Diedo tože, hänellä jalga kivisti, frontalla ei otettu, kolme poigua. Niin, šanou, val'l'aštau hebozen. Buabo andau nu tulupan miula. Nu oli heilä vielä dovojennoi kaikki. Jallat katan, ajamma meččäh. Šielä gruzitah tämän, pitän čurkan, oli kuin šanuo, reunan yli. I ajan stancilla. En tiijä mittyöllä. Naverno Kalašnikova oli kaikkie läššemmä meilä. Šanou, šinne ajamma, šieldä tuli kodih, jo pimie on. Huomnekšella tuašen. I ka täh rukahena kaiken talven, kuni ei ruven šulamah lumi.

Рунтова Анастасия Николаевна

Во время войны

Russian
Чистили город и заметили однажды, говорит, едет обоз, или как сказать, много-много лошадей. И увидела одного знакомого мужчину из нашей деревни. Я как закричу: "Дядя Ваня!" А он: "Дуня, девушка, ещё в живых. Твои отец и мать уже панихиду справили, что тебя уже…" "Возьми меня!" "Нельзя, – говорит. Идите к коменданту, что пропуск нужен". Мама говорит, пошли, дали нам пропуска. Вечером ждём, когда дядя обратно поедет. Взял нас, едем. А вот около Сосновцов горит большой костёр. А наш дедушка, ну тот дядя Ваня говорит: "Девчушки, тихонечко сидите, это дезертиры". Ну и вот они, говорит, сидели. Вскочил, говорит, телегу трогает: "Дед, есть ли харчи?" Говорит: "Какие харчи? Двух девушек везу домой". Эти, говорит, посмотрели, дядя Ваня повернул лошадь и поехали. А у них огонь горел и вокруг было несколько человек.
Мама, а приехали в деревню, несколько дней дома и приходит из этого сельсовета начальник. Деду и говорит: "А дед, твои девушки подходят под демобилизацию девушек, женщин, то тоже нужно повестки послать Дуне и Поле". А дед сказал: "У меня три сына воюют. Девушек я не пущу ни одну". "Тогда, – говорит, – трудовой фронт". "Ну трудовой другое дело". – говорит. И мама говорит, всю зиму утром дед Дед тоже, у него нога болела, на фронт не взяли, трое сыновей. Так, говорит, запрягает лошадь. Бабушка даёт тулуп мне. Ну было у них ещё довоенное всё. Ноги накрою, едем в лес. Там грузим эту, длинную чурку, были, как сказать, прямо через край. И еду на станцию. Не знаю на какую. Наверно Калашниково было ближе всего к нам. Говорит, туда едем, оттуда приехала домой, уже темно. Утром опять. И вот таким образом всю зиму, пока не стал таять снег.