Endo soudatįšš služiba kaks'tüme viš vot
Veps
Central Eastern Veps
Detko sanuli: endo soudatįš služiba kaks'tüme viš vot.
Oli üks’ prihä nainu, i otiba hänt soudatihe.
I dei ak i kahton lapsit’.
Ak oli hänou ottut mehelo vištoštüme virstat hänospe.
Ajada tedme, ka seiži seičmenduu virstou pagast, bol'še läs nimida
iilen.
Mužik hänou služi g'o viš vot i koli sigo soudatįš.
Saniba akala, hän pahin' veiki.
Proidi nedal’, ak val'l'asti hebon i läks’ üksnäzo mamazonlokst kodihe.
A lapsit' däti sihe.
Ajii mamazonlokst öks. Lasketi hebon, pani tahnalo.
Lämbitiba samovaran i ištuihe d'omh'a i veikiba mamazome.
Avįt'olose verei, tuloskendob hänon mužik, pagižep akala:
– Ajagam kodihe, tari mini nägištada lapsit’, homesuu mini tari uuda častiš.
Ak i mamazo hüpähtiba stolan tagape i ištutološkatihe hänt stolan taga, a hän nikut ii ište i ii lähtö tündusonluupe.
Nu ak mäni mužikame. Val'l'asti korkh'a hebon i läksiba üu kodihe.
Hebo oli nor’.
Išttas korg'as i pagištas.
Mužik pagižep akala:
– Kudan’ paštab, kolli vedab akan.
Sina li, moloduha, et vareida mindei?
Ak hänlo pagižep:
– Mida mini sindei vareita?
Sina mini mužik.
Tagema ajetas. I hän pagiži ii ühtet terdat, što sina et vareida mindei.
I tulosketas pagastahasat’, i mužik pagižep akalo:
– Sina siižuhta tägo, a mina zaidun pagastaha ristmähäzo.
No i mäni pagastaha, a sigo kol'l'at ii kopatut vuu.
Mäni hän i vedolop kollit lavame.
Ak kacuhti üuknaha, ka mužik hänon vedolop kollit.
Ak hotkemba ištįhe korgh'a i läks’ kodihe lapsidenlokst.
A mužik hüppäht’ pagastaspei tüksoškans’ akan.
Ak libįi korg'as siišti i küksop hotkemba hebon.
Ak muga nütkib ohg'asiš hebon, miše hotkemba d'oksiš, a mužik d'oksop döukhe i kričip:
– Dogadit'!
A akou rušihe üks’ ohg'as i voločiše korg'an taga.
Mužik iivin haškota ohg'ast, muga tüksi hebon.
Aji kodihesat’ siičmen virstat i tanazverejiš valihe hebo bokalo. I koli.
A ak südämet fati i mugažo koli korgh'a. Homesuu susedat nägištiba kaks’ koll'at – hebon i akan.
Раньше в солдатах служили двадцать пять лет
Russian
Дед рассказывал: раньше служили в солдатах двадцать пять лет.
Один парень был женат, и его взяли в солдаты.
Осталась жена и двое детей.
Жена его была взята замуж за пятнадцать километров от них.
Ехать по дороге – то на седьмом километре стояла церковь, больше поблизости ничего не было.
Муж ее служил пять лет и там, в солдатах, и умер.
Сказали жене, она очень плакала.
Прошла неделя, жена запрягла лошадь и одна поехала домой к матери.
А детей оставила тут.
Приехала к матери к ночи. Распрягла лошадь, поставила на двор.
Согрели самовар, сели пить и заплакали они с матерью.
Открывается дверь, входит ее муж и говорит жене:
– Поедем домой, мне хочется увидеть детей, а утром мне нужно снова быть в части.
Жена и мать ее вскочили из-за стола и начали усаживать его за стол, а он никак не садится и не уходит с порога.
Ну, жена и поехала с мужем. Запрягла лошадь, и поехали ночью домой.
Лошадь была молодая.
Сидят они в санях и разговаривают.
Муж говорит жене:
– Луна светит, покойник везет жену.
Ты, молодуха, не боишься меня?
Жена ему говорит:
– Что мне тебя бояться?
Ты же мне муж.
Едут дальше. И он не однажды спрашивает, что «боишься ли ты меня?».
Подъезжают к церкви, муж и говорит жене:
– Ты постой тут немного, а я зайду в церковь помолиться.
И вошел в церковь, а там были мертвецы, еще не захороненные.
Идет он и вытаскивает всех мертвецов на пол.
Жена посмотрела в окно: муж таскает мертвецов.
Жена скорее села в сани и поехала домой к детям.
А муж выскочил из церкви и начал догонять жену.
Жена в санях стоя встала и гонит быстрее лошадь.
Жена дергает за вожжи, чтобы лошадь быстрее бежала, а муж бежит следом и кричит:
– Догадалась!
А тут развязалась одна вожжа и волочится позади саней.
Муж не может перешагнуть вожжи, а гонится за лошадью.
Она мчалась до дому семь километров, и у ворот двора лошадь повалилась на бок. И сдохла.
А жена схватилась за сердце и тоже умерла в санях. Утром соседи увидели двух мертвых – лошадь и женщину.