Torrun kel’e Suomes
карельский: ливвиковское наречие
Кондушский
Silloi minul oli seiččimtoštu vuottu.
Tuliimmo Čečulin Mišan-akan kel’e Piit’erih.
Häi ottị lawkas tavarịa i l’ähtimmö müö Viiburih, ajummo.
Meil’ oli otettu hänen kel’e kolme-n’elli torgofkịa, ei üksin.
Häi meil’e se tavarịa andu.
Nu müö kävüimmö müömäh talolui müöte: sukkịa, piččie (nemme kruwživot – suomekse pičikse sanotah), rihmịa.
Vot nemii kävüimmö torguimah, müömäh.
Fat’eral tulimo ühteh.
Viiburis olimo Sedovalluo fat’eral.
Sedof oli ižändö fat’eral, sih kävüimmö.
Sie olemmo n’edälin libo kaksi, sit tulemmo müös Piit’erih, müös tavarah.
Jesli kudịah taloih tuliit, ga: "Kävväh, – sanow, – kahvii juomah, on kahvi pöüdäs.
Tulgịa vai aunuksen muijat, maistaga kahvii".
Коробейники в Финляндии
русский
Тогда мне было семнадцать лет.
С женой Чечулина Михаила приехали мы в Питер.
Она взяла из магазина товар, и отправились мы в Выборг, поехали.
С нами были ещё три или четыре торговки, мы не одни ехали.
Она [Чечулина] нам-то и давала товар.
Ну, мы ходили торговать по домам: чулки, кружева (по-фински кружева «питси» называют), нитки.
Вот мы и ездили этим торговать, продавать.
На квартиру собирались вместе.
В Выборге у Седова мы были на квартире.
Седов был хозяин квартиры, к нему мы ходили.
Там [в Финляндии] мы побудем неделю или две, потом опять в Питер приезжаем, опять за товаром.
Если в какой-либо дом в Финляндии придёшь, так [и говорят]: «Давайте, – говорит, – «кахви» (кофе по-фински) пить, кофе на столе.
Подходите, олонецкие тётки, попробуйте нашего кофе».