Дом Голован
    
        русский
    
      
        – Возьмем теперь дом Голован, кто там был? 
 
 В доме Голован жили... 
 
 Они жили на холме, недалеко от часовни, избенка была старая. 
 
 Его звали Голова: пойдут на собрание, так его выбирали головой. 
 
 А так был он Степан Иваныч Сорокин, но прозвали Головой. 
 
 У него была тяжелая жизнь, плохие они были мужики: бедные и ленивые, только пустое мелют да любили сказки слушать. 
 
 Если сутки нужно было слушать, то сидели и слушали. 
 
 Сын Микку у него был, второй был Онтуой, а дочь звали Маша – трое детей и было. 
 
 А сам он был женат в Чарнаволоке в семье Максимовых, Максимовной жену звали, сама была из поколения Федян Мийккулихки, а ее Максимовной звали, Оудуой... 
 
 Ну, на ней был женат. 
 
 Дома не мог построить, в развалюхе он жил весь век. 
 
 А Маша была в кухарках в городе все время. 
 
 Еще был у них сын Осип, Осип тоже ушел в город, на улице Красноармейской свой дом построил. 
 
 Если кто-либо из пелдожан приедет в город, он приглашал их к себе. 
 
 А Маша была за каким-то Оськой замужем, хорошо жила. 
 
 Онтуой да Мийккул не ушли сначала в город, так и жили тут. 
 
 Онтуой женился в Чарнаволоке, взял Маню Фадин. 
 
 А Микку женился на дочери Ильи Федоран, взял в жены дочь Ильи. 
 
 Братья тут в своем доме жили, не разделились: один простой, другой еще проще. 
 
 Не знали ничего, даже бурлачить не умели. 
 
 Ну, а потом Микку ушел в город в наемные работники и жену взял туда. 
 
 У них был сын Вася, Васей Голован звали. 
 
 И пошли бурлаками, раньше Онтуоя они пошли в бурлаки. 
 
 Потом Вася умер, затем Микку умер, Анни там одна жила. 
 
 Ну, а затем не знаю, Анни вроде была уборщицей или кем-то на складе работала, как об этом частенько вспоминала ее свекровь. 
 
 Как- то мешки свалились на Анни, Анни там умерла под... под мешками этими, ну. 
 
 А потом уже ушел Онтуой с Митревной в город на заработки: «Больше не буду здесь жить, – говорит, – начали облагать налогами да все». 
 
 Если налоги назначают, то нужно бы работать, налоговзыматели не виноваты. 
 
 Туда [в город] ушли все Голован: Онтуой и Маня. 
 
 И мать Максимовну взяли. 
 
 Они на Лобане жили, прямо на бepeгy Лососинки – Лобаном звали, там была баня. 
 
 Как придем мы сюда по делу, нужно, мол, навестить Оудуой. 
 
 Она всегда присматривала за моими детьми, когда наша старуха умерла. 
 
 Придешь к ней она и говорит: «Теперь было бы хорошо жить, да холодно в комнате, холодная комната, не то, что своя». 
 
 А у них [в деревне] была, видишь ли, черная печь. 
 
 Как натопят печку в деревне... так словно... как раньше говорили, что «черепане» так жили. 
 
 Не знаю, что за «черепане», но так говорили. 
 
 А печь нагреется, словно в бане. 
 
 «Вот жить бы в прежней избе, Игнатьевна, а теперь...» 
 
 Когда-то они еще боковую избу себе построили, и все тут и осталось. 
 
 Cтарый дом теперь совсем прогнил и развалился, cтарье никто купить не захотел. 
 
 Так у них и вся жизнь прошла комом-ломом.