Ende nalogat pandih eläid müöti
карельский: людиковское наречие
Южнолюдиковский (святозерский)
– Ende sigä kui nalogat pandih eläjid müöti?
Eläid müöti, kui kučuttih, sigä.
On kui täs sinä stolal sanot, häi on häi zapiske.
Tulou pogostalpiäi sigä, kačo, stuaroste libo borššikad libo ken; üks stuaroste keräži da siit sockuoi küläz naznačitah.
Tulou senker hot’ täh sigä sanotah kümmenikäle.
Kummennik ajau kaikeee külän: ”Täh kerähmöh tulgatte!”
Nu, vot siiten objasnitah, kui kem miituine familii tulou sit kir’uttau: tämä tälle, tämän tälle on.
Mi on sigä pandu podušnuoit maksai pidin ende sanottih podušnuoi.
Vot mi pidäu maksai, voitko maksai äijängo void andai kopeikkat.
Kui nügü vot kir’utatte mugai sigä se zboršikke da stuaroste kir’utettih.
– A kous kučuttih, kuibo siid, l’üudikse vai?
L’üudikse, l’üudikse.
– Lüudikse vai.
L’üudikse!
– Ven’an nimet?
Ei!
– Hol’otettih?
Ka täz minä famil’ait sanuoin... mugai sanotah: ”Tämä tule vel’l’i , sano, Kač, minä nügü sinule voidgo maksai podušnuoit libo midätahto?”
L’üudiks sanottih.
Siit tulou lähembä stolat kudai sigä počeredno sigä sanou famil’ain, tulou stolalloh ištuheze skamn’ale libo midä.
Siiten sigä, sanou, stolal.
Daže in’t’eresno kaččoj on, siit turkiis siit, kuritah siid oldah, siit pagištah.
Ku sanou sigä d’oo borššikke da siiten neče stuaroste kerädäjäd: ”Vel’l’i, dovarišat, nügü sobraanii lopiiheze, voitte koduluoih mändä”.
Siit, kem midägi rubetah pagižemmah, siit kaikket pobas’onkuoit sanomah da kai, siit kengi kodih.
Ken kunnagi, a vid’ erähäd nen ol’d’ih mužikad burlakkannu, fa akad ol’d’ih.
Akad vie hätkembi ištuttih siid enembäl l’assat točitah, šokkat pestäh.
Раньше налогами облагали no душам
русский
– Как раньше налогами облагали, по душам?
По душам облагали.
Как здесь ты на столе записываешь, так и раньше велись списки.
Придет из погоста староста или сборщики, или еще кто-нибудь; один из сборщиков был староста, а сотского из самой деревни назначали.
Придут с теми списками и прикажут десятнику [собирать народ].
Десятник собирает всю деревню: «На сход приходите!»
Ну, там потом объясняют каждому по фамилиям: этому – столько, а этому – столько.
Сколько там назначено подушных налогов платить.
Вот столько-то надо платить, можешь ли уплатить, сколько можешь дать копеек [сразу].
Как теперь вот записываешь, так и там сборщик да староста записывали.
– А когда вызывали [к столу], то спрашивали по-людиковски?
По-людиковски, по-людиковски.
– По-людиковски или...
По-людиковски!
– Русские имена?
Нет!
– Выкрикивали?
Тут я фамилии назвала... так и скажут: «Подойди, брат, можешь ли уплатить подушное?»
По-людиковски говорили.
Потом пелдожанин, фамилию которого назовут, по очереди подходит к столу, и садится на скамейку.
Там говорит, объясняется.
Даже интересно смотреть, как те сидят в шубах за столом, трубку курят, разговаривают.
Ну, потом скажет там уже сборщик или староста: «Теперь, братья, сходка закончилась, можете по домам идти».
Потом кто что начинает болтать, всякие побасенки рассказывают, а кто уходит домой, кто куда.
Некоторые мужики были на заработках, так их жены приходили на сходку.
Бабы еще дольше засиживались, только лясы точат да языком болтают.