S’ežo ol’i pappi
карельский: собственно карельское наречие
Весьегонский
S’ežo ol’i pappi.
Papilla ol’i kazačiha.
Tul’i arbuzvanke myöja i raviz’ow: “Eigo pie arbuwzi̮a?”
Pappi šanow: “Män’ekkö, mil’l’ä torguijah?”
Kazačiha käi i šanow: “Torguijah arbuwzalla...”.
A pappi šanow: “A mid’ä ri̮atah arbuwzalla?”
Kazačiha šanow: “Voit ištuočie arbuwzan piäl’l’ä, n’in viid’iw varžan’e”.
Pappi: “Män’e tuo” – šanow.
Kazačiha toi.
Nu papad’ja šanow: ”Mie ištuočen arbuwzalla”.
A pappi šanow: “S’ie rubiet aivis’ skokkimah, omie ri̮adoloida ri̮adamah...
S’iwla ei ši̮a ištuo, mie iče ištuon, ein’in varžas’t’a ei l’ie”.
Pappi pan’i vakkah arbuwzan i iče ištuoči arbuwzalla.
N’ed’el’in ištuw i toiz’en n’ed’el’in ištuw.
Pyhän’äpiän’ä ei li̮aji obied’n’a, ei jowvo, ištuw.
Naiz’et tuldih obied’n’alla: ”Mid’iä ewle obied’n’ia toin’e pyhäpäivä?”
L’äht’eih kyz’ymäh.
Män’d’ih pappih, käz’yt’äh kazačihalda: ”Min’t’än ewle obied’n’ia, pappi ei sluwži?”
Kazačiha šanow: ”Pappi ei jowvo, ištuw arbuwzalla varži̮a”.
Naiz’et oldih boikoit.
Män’d’ih sarailla, otettih papin tukišta i vejet’äh: ”Min’t’än et sluwži, iššut?”
Yks’i nain’e hvat’t’i arbuwzan vakašta.
(Oldih tagapordahat, pordahiin alla magai jän’is’).
Nain’e riehkäi arbuwzan tagapordahie vaš: jän’is’ pöl’l’äs’t’y, skokn’i da guomnoaidi̮a myöt pagoh.
A pappi dogad’i da jäl’l’es’t’i hyppiäw da kiruočow, naiz’ie kiruow: ”Et’t’ä andan vähäs’t’ä viel’ä ištuo, vows’o boikoi ol’iis’ rojin varža!”
Jän’is’ uid’i, tavotti̮a ei ši̮an.
Nu i kai.
Вот был поп
русский
Вот был поп.
У попа была работница.
Пришел торговец арбузами и кричит: «Не надо ли арбузов?».
Поп говорит: «Иди-ка, чем торгуют?».
Работница сходила, [пришла домой] и говорит: «Торгуют арбузами».
А поп говорит: «А что делают с арбузом?».
Работница и говорит: «Можно сесть на арбуз и высидеть жеребенка (‘так выйдет жеребенок’).
Поп: «Иди принеси», – говорит.
Работница принесла.
Ну, попадья говорит: «Я сяду на арбуз».
А поп говорит: «Ты все будешь прыгать, свои дела делать...
Ты не можешь сидеть, я сам сяду, а то жеребеночка не получится (‘не будет’)».
Поп положил арбуз в корзину и сам сел на арбуз. Неделю сидит и вторую неделю сидит.
В воскресенье не служит (‘не делает’) обедни, некогда, высиживает.
Бабы пришли на обедню: «Почему нет обедни второе воскресенье?».
Пошли спрашивать.
Пришли к попу, спрашивают у работницы: «Почему нет обедни, поп не служит?».
Работница говорит: «Попу некогда, высиживает жеребенка (‘сидит на арбузе’)».
Бабы были бойкие.
Пошли на сарай [пристроенное к жилому дому хозяйственное помещение со взъездом], взяли попа за волосы и тянут: «Почему не служишь, сидишь?».
Одна женщина схватила арбуз.
(Был взъезд на сарай, под взъездом спал заяц).
Женщина как кинет арбуз на взъезд – заяц испугался, выскочил да по огуменку и бежать.
А поп увидел [зайца] да следом и бежит да ругается, женщин проклинает: «Не дали [вы] досидеть немножко еще, какой бойкий был бы жеребенок!».
Заяц убежал, догнать не смогли.
Ну и все.