Пунжина Александра Васильевна
Дети болели
русский
Дети болели [часто], корь у них, ещё оспа, ветряная оспа, крапивная лихорадка. Корь лечили – накрывали ребёнка и окна завешивали всё красным. А [коли] ветряная оспа, так её ничем нельзя было вылечить: лицо, личико покроется болячками, струпьями. Уж очень долго болели; затем зта короста (‘болячки’) отпадёт, человек рябым и станет. А потом и рахитики были, тоже большие животы, что-то постоянно большие животы были. Детей кормили очень плохо, народ был бедный, даже баранок не было. Коли нет марли, возьмут тряпку, ниточки из тряпки повыдергают, [она] сделается пореже. Потом и нажуют баранок, у кого они есть, а нет – так чёрного хлеба, вот и дадут ему эту соску; потому, наверно, дети и были часто рахитичными. Животы у них большие, и ходили [плохо]. Очень долго не ходили: у кого четыре года, у кого и пять лет. Ну, вот такими болезнями болели дети. А потом ведь и такое бывает (‘дети есть’), [что] родят, а у них на спине вроде грязь. Как их лечили? Возьмут тряпочку, намажут дрожжами, приложат к спинке [ребёнка] да его в печку: посадят ребёнка в печку попарить. Потом как снимут эту тряпочку, так у него [со спинки] даже всю кожицу отдерут. Это у ребёнка, как родится, бывает "щетинка". Лечат эту "щетинку" ещё грудным молоком, брызгают, потом вот этими дрожжами, как я уже сказала. А ещё ведь и грыжа бывает; так грыжу никто и ничем не мог вылечить. Так во всём сельсовете одна ворожея есть, вот туда к ней и ездили лечить [детей]. Правда, она лечила, иного и вылечит. Да. Если у ребёнка преет шейка или там за ушками, или в паху, тогда ведь не было ни пудры, ни присыпки, так мы [делали] вот как: старая ель, у ели там кора, эту кору снимем, сдёрнем, из-под неё и посыплется будто порошок (‘мучица’); вот этим и посыплем те места. А если у маленького ребёнка всё время отрыжка, то спросишь: "Ой, чем же его вылечить?" – "Да чем лечить? Это он отрыгает просто так, [личико] почище будет". И на этом всё.
А случается, что опухоли образуются у человека, так [их] лечили таким образом: возьмём льноволокно, намылим и это всё привяжем [к опухоли]. Ещё привязываем траву, которая растёт вот у дороги, этим и лечим опухоли. Да ведь были такие люди, которые и заговаривали опухоли, и они проходили, но это очень редко. В сельсовете может один человек.
А ещё дети болеют – у них случаются припадки. Так что тогда [делать]? В часовне иногда стол и на нём скатерть, и вот возьмём из часовни эту скатерть, накроем ребёнка, так [припадок] колотит-колотит [его] может полчаса или час, а потом прекратится. Вот этим и лечили, а так больше не лечили ничем. Раньше руку, бывало, как порежешь, а лечить нечем было, доктор за тридцать вёрст, туда не побежишь (‘не пойдёшь’), так руку порежешь, и посыплем [рану] сажей. А если на руках нарыв отчего-то, то мы привязывали шерсть, макали [её] в сметану, а не то и творог привязывали. Нарывы ведь разные бывают, когда между пальцами, нарыв между пальцами, так прикладывали глину: разомнёшь-разомнёшь глину и приложишь [эту] глину. Лук пекли, хлебом с солью, этим и другим прежде лечили руки. А когда у человека чесотка, ведь и дети были в чесотке, и чем же лечить? Берут золу, сделают щёлок, такой [крепкий] щёлок, что сразу кровью зальёт. Раз, второй вымоют, ну, а потом [короста] начнёт сохнуть. Вот этим лишь лечили.