Пунжина Александра Васильевна
Церковь в Ивановском
русский
В церковь вы обычно ходили в Ивановское?
Да, на обедню [ходили], служба была в Иванов день, не помню какого числа, праздник там был и ярмарка, значит, торговали и гуляли. O-о, какой [праздник], прежде народу было уйма. Там мы пропадали до вечера – гуляем и смотрим на народ.
Рано ли начиналась служба, долго ли шла?
В шесть часов, в шесть часов заутреня начиналась, а затем обедня. А во сколько обедня начиналась, не помню, заканчивалась обедня, наверно, уже в одиннадцать или двенадцать часов. А на заутреню звонили в шесть часов. Священник, священник служил, дьякон и потом много народу бывало на клиросе. Да. Службу служили, служба была – о-о! Что ты, пели! Хорошая служба была.
Церковь так красивая была, хорошая церковь?
Особенная, такой церкви, как наша, не было. План был составлен в Питере. Церковь была очень хорошая, хорошая была. Двухэтажная и каменная церковь была, весьма хорошая была. Ну, и зимой [...]. Священник был, два священника было в нашем приходе: батюшка Казанский, отец Дмитрий, да потом был Образцов Николай Иванович.
Нездешние были?
Русские, русские, не карелы были, русские были, и вот служба в церкви у нас была хорошая. Зимой служили наверху, зимой внизу, а летом наверху. [...] А вот барин, который построил церковь, в церкви был и похоронен, да, на паперти. И вот, значит, в тридцать восьмом или в тридцать девятом году, в тридцать восьмом, церковь у нас сломали, закрыли церковь у нас. А в тридцать девятом уже начали разрушать церковь. Кто- то у нас умер, на похоронах мы были, были мы на похоронах, и [в это время] подняли этого барина оттуда. Он был похоронен на паперти. Ему там было сделано подобие печки из кирпича, и гроб (‘с гробом’) туда поставлен. И как его оттуда вытащили, я сама своими [глазами], сама видела, видела сама, как его вытащили оттуда, так был как живой человек. А как двери открыли, ветром как дунуло – и всё! И пропало всё, остались одни кости, а это всё – уже пепел [...]. Обут был в хромовые сапоги, всё [сохранилось]. А тот, кто отрыл, думал, [что] там золото, да, да, золота положено туда, зарыто золота.
Церковь, видимо, давняя была?
Давняя! Он и построил. Позже у нас ещё барин был здесь. И этого барина похоронили вон у церкви (‘вокруг церкви’), где теперь строят этот [дом]. Вот ведь и Казанский, отец Марии Дмитриевны, похоронен на этом месте, где теперь строят клуб. Как раз на этом месте похоронены. А здесь, у церкви, в ограде у церкви, могилы, сын у Образцова умер [...]. Только все вот удивляются – откуда нас сюда переселили (‘доставили’).
Карелов, да?
Да, да. Барин был хороший, поставил все деревни по речке [...]. Ещё был барин, ведь они, господа, менялись: то один хозяйничает (‘держит’), потом продаст имение другому барину. Они так вот делали. Так был ещё барин, он умер, похоронили его внутри ограды, около церкви, там. Да. Когда хоронили, в могиле было очень много воды, залило водой, вот, залило [...].
А вот наша бабушка Пелагея рассказывала, говорит: "Ведь тогда церквей не было. А старики и старушки тосковали, затосковали – скука. И стали захаживать, к примеру, вот хоть к тебе. Свечи тогда были по две копейки, три [копейки], откуда-то привозили. Вот зажгут двухкопеечную свечу, старики и старушки и молятся (‘молились’). Вот и собираются, сегодня хоть у тебя, завтра – у меня. А затем вот и церковь начали строить. Десять лет строили церковь", – сказывала бабушка Пелагея. Долго. Из Питера план сняли. Только в Питере одна такая церковь была, да вот у нас.
Барин, видать, был тамошний, оттуда?
Оттуда был, план [церкви] оттуда снял. Вот и построил [церковь]. А ещё, Аксинья, бабушка Пелагея рассказывала, [что] сначала на другом месте хотели [построить] церковь. Вот там, ну вот ручей недалеко. И вот, значит, день поработают, утром приходят – ничего нет. Значит, не [на то] место [ставили]. На этом вот месте и начали. Да. Наша бабушка вот говорила. Бабушка Пелагея [сама] не помнила, а [другие] вспоминали. Говорит, что так получилось, и на этом месте не стали [строить]. Не знаю, как рассказывали.
Аксинья Павлова: У нас церкви были, в Егорьеве была, вот в эту сторону, в Васильевском и Егорьеве. Церковь здесь была до литовского разорения, до литовской войны. И в Семёновском церковь была.
Те были какие, деревянные?
Аксинья Павлова: Деревянные, да. И литва как проходила здесь, всё и разорила. А так все церкви стояли. После этой церкви одному мужику в Егорьеве захотелось поставить ещё церковь. Ему хотелось быть церковным старостой. И вот он берёт икону и вешает на берёзу. А сам умом не сообразил, что (бого)явление в одном лице, а он ставит эту икону в трёх лицах. И сколько тут было служб, сколько было нагнано священников: и из Москвы, и из Твери, и отовсюду. Всё молебны шли. Пожертвований сколько приносили, чтоб построить церковь. А разоблачили учёные священники, что Бог не является в трёх лицах, а лишь в одном. И вот прекратили, не стали строить.