Пунжина Александра Васильевна
Как лечили детей
русский
Как прежде лечили детей?
Как лечили? Так терпят и терпят: может полегчает, может так [пройдёт]. Ни в больницу, никуда [не ходили], тогда и в больницу [не обращались]. Иному в другой раз и полегчало бы, а он болеет-болеет и помрёт. Со скарлатиной, господи, никуда не везли! А от скарлатины ещё [...]. А теперь вот хоть заболеет, сразу и пойдут в больницу. А тогда и больниц не было.
Ребёнок плачет подолгу, плачет ночами?
Не лечили никак. Тогда шли к какой-нибудь ворожее (‘старухе’). Как плачет по ночам, и скажут: "Матушка моя, крикса [у ребёнка]". Во, во, я тоже была с мальчиком [у старушки]. Плачет-плачет, и ворожея чего-то наворожит.
Что-то говорит?
Да. Поди знай, что говорит. Ребёнка возьмет и зайдёт, не знаю куда, то ли в хлев, под куриный насест, или куда ещё. Вот. Этим вот и лечили. А чтобы в больницу – этого и в моде не было.
В баню, бывало, ходили с ребёнком?
Тогда не было и бани, парились в печи. В печи. А позже была баня, вон тут, вот у бабушки Аксиньи. Они там ещё и жили. Залезешь в печь, соломы настелешь, там и ребёнка вымоешь. Сама впихнешься, ребёнка вымоешь, подашь его. А затем я своих мыла уже в корыте, в печь уже не засовывала.
У ребёнка грыжа вот, так как тогда?
А от грыжи так раньше ворожили. Натрут красной свёклы, выжмут сок и в бутылочку. И когда пекут хлеб, эту бутылочку поставят в каравай. А затем этим соком и поят.
А вот не ловили ли из пруда [водяного] таракана?
Волосатик? Конский волос – этого я не знаю.
Ребёнок долго не начинает ходить, как тогда?
Да так, сидит и сидит. Никак не ворожили и никуда не ездили. У моей сестры мальчик не ходил три года.
Не поднимался, не ходил?
Да, не ходит, сидит. А потом с чего-то он начал [ходить]. Болеет ребёнок, вот; у сестры тоже ребёнок болел-болел, она таскала-таскала его [к знахарям]. В Матюгине бабка-ворожейка была, она вон где-то на меже, на пашне там его лечила. Он всё равно и сейчас болезненный, лишь одни косточки (‘кожицы’) и были. Вот. Что бабка скажет, тут и всё [лечение]. А здесь ни врачей, ничего не было.
А почему вот ребёнок ходить долго не начинает?
Не знаю из-за чего: [может] плохо ухаживали. А у нашей сестры в семье было шестеро; свекровь была, и нянька была. А что представляли они? Свекровь, та была плохая. Обычно оставит мальчика одного, он плачет, почернеет. На работу уйдут [...], тогда ещё не было ведь колхозов, затем [стал] колхоз. Жили ещё в деревне. Кто хорошо ухаживал, у того и ходили дети, и рано [начинали]. А у кого так себе нянчили, такими и были: не ходили, были как уроды: ходит да не говорит. Вот как было. Теперь ведь, посмотри, живо начинают говорить. А тогда в три года нисколько не говорил. Бабка не разговаривала, и матери некогда: придёт, даст грудь да опять уйдет.
Работать постоянно надо было?
Конечно, на работе. А вот ещё у одной был [мальчик] Мишка, Полина Топчунова была моя соседка, тоже говорила: "Прихожу с работы, как уложила ребёнка, так он и есть". Свекровь тоже была неразговорчивая. Говорит: "Посмотрю, он мокрый; настелю тряпок да опять [на работу]". Вот как было.