ВепКар :: Тексты

Тексты

Вернуться к списку | редактировать | удалить | Создать новый | История изменений | Статистика | ? Помощь

Viisaš moršien

Viisaš moršien

карельский: собственно карельское наречие
Вокнаволокский
Oli ennen ukko ta akka. Heilä oli poika. Ukko ta akka kun alettih vanheta, niin šanottih pojallah, jotta "ala eččie nuorissušta taloh, kun et liene ennen kaččon".
No poika šanou, jotta ei hänellä ole vielä mielitiettyö, no lupuau kumminki huomenekšella lähtie naỉsen eččoh. Poỉka kyšyy kumminki, jotta "mintäh šie, muamo, käšet milma aivoin nuomenekšella"?
Muamo vaštuau:
Ka jotta näkisit, makuauko vielä tyttö, vain joko on männyn työhö: meilä vet pitäy olla työn ruataja, eikä makuaja!

Tai läksi poika huomenekšella nouštuo heposella ajua köryyttelömäh, neỉččysie kaččomah. Muamoh käški männä šemmoseh taloh, mistä enšikse šavu näkyy. Tai näköy poika yheštä talošta šavun noušovan: mäni pihalla ta kaččelou. Heitti heposeh ta mäni pirttih. Šielä tyttö räččinäisilläh kutou kankašta. Tyttö šanou, jotta "mintäh šiula, vierahaisen, ei ollun šuuta eikä nenyä"? Hiän ei ošannun šiihi mitänä vaššata. Kyšyy, jotta "mihi mie panisin heposeni kiini, kun jäi pihalla irallan"? Tyttö kačahti pihalla ta vaštasi, jotta "kešä ta talvi on pihalla. Šivo kesäh eli talveh"!
Poika männä töllötti pihalla, vain ei ymmärtän, jotta mihi še tyttö nyt neuvo šitomah, ta heponi jäi irallah. Kyšyy poika tytöltä, jotta "ketä teilä on muita eläjie"? Tyttö šanou, jotta "onhan miula tuatto ta muamo ta veikko".
Missäpä hyö nyt ollah? pakauttelou poika.
Tuatto on lämmintä käymäššä, a muamo läsiy kešähisie nakrantoitah, velleni ieš-tuaš kävelöy.
Rupei tyttö vuoroštah kyšymäh:
Mitä mie šiula, vierahaisen, keitän, kun ei ole valmista keitettyö?
Keitänkö mie šiula šylekšennellen šyötävyä vain puromatta nieltävyä?
Keitä, – šanou, – šylekšennellen šyötävyä.
Neičyt keitti hänellä ahventa. Hiän läksi pois, šanou:
Jiä tervehekše!

A kaunis ois ollun hänen mieleštä tyttö. Tuli kotihis, ta muamoh kyšyy, jotta "löysitkö tyttären"?
Löysin, – vaštasi poika, – vain höpšö oli tyttö.
Ukko kyšyy:
Mitein hiän oli höpšö, mitä hiän pakasi?

Ka kun mänin, – šanou poika, – niin kyšy tyttö miulta, jotta "mintäh šiula ei ole šuuta eikä nenyä"? Eikö še höpertän?
No iče šie olit šyypiä, kun tyttö tietenki kuto räččinäisilläh, kun oli aikani, a šie et mäneššäš ryvähellyn etkä niistän nenyäš, jotta hiän ois kuullun šiun tulovan ŧa korjannut iččeh. Tietyšti šiula oli šuu šekä nenä, vain kun et käyttän niitä, niin hiän viisahašti kyšy.
A mintähpä hiän käški šitomah miun heposen kešäh eli talveh?
A šentäh, kun pihalla oli kärryt ta reki: kärryt oli kešä, a reki oli talvi. Šiun ois pitän hoš kumpaseh šituo heponi.
No vieläpä še muutaki plaši, kun šano, jotta tuatto on lämmintä käymäššä, muamo läsiy kešällisie nakrantahisie, a veikko ieš-tuaš kävelöy.
Ka tuattoh oli puun vevošša, muamoh oli šuanun lapšen ta oli lapšikylyššä, a veikkoh oli kyntämäššä. A keittän hiän ois kananmunie tahi huttuo, a kun kyšyit šylekšennellen šyötävyä, niin šaitkin ahventa.
Ukko šanou, jotta "nyt pitäy lähtie šulhasikse: kun šuanemma, niin tuomma, a kun emmä, niin olkah šielä". Tai mäntih, tai kosjottih; tai hiät piettih, ta tuotih moršien kotihis.
Lähettih šulhani ta ukko meččäh. Ukko šanou min’n’allah, jotta "lämmitä kyly, ta pane kukko kylyn lautojen piähä, ta šiitä varušša ruokua stolalla, ta pane miekka stolan poikki, a iče šuat ruveta muate: myö myöhä tulemma".
Mäntih meččäh. Ollah jo pois tulošša, niin ukko šanou pojallah, jotta "leikkua šie miulta piä ta kiät ta luo pualikkoja tiellä, jotta matka kuluis huvemmašša".
No poika arvelou, jotta ukko höpertäy, kun lähtiessä jo anto naisella šemmosie miäräykšie. Poika ei leikan piätä eikä käsie. Tultih kotih, šyötih, kylvettih ta ruvettih muate.
A moršien jo makasikun oli laittan, mitä käšettih, niin rupesi muate. Šanou moršiemellah, jotta "oletko šie huomannun, jotta tuatto höpertäy"?
En, en ole huomannun, – šanou naini. Eihän še höpertän lähtiessä, kun hiän käški kukon panna lautojen piähähiän tarkotti šillä vaštua. Mie hauvoin vaššan ta panin lautojen piähä. A ruokua kun käški laittua, niin hiän tarkotti käsipaikan pantavakše poikki stolan, eikä miekkua.
No höperti še kumminki, – šanou poika, – kun käški mečäštä tullešša leikata miun häneltä piän ta kiät. Та käški pualikoija tien.
Ka hiän šano šen vain vertaukšena, jotta icun hiän oli vaipun, niin šiun ois pitän ottua hänen lakki ta kintahat kannettavakše. A pualikkojen luokšentelomisella hiän tarkotti, jotta šie pakajaisit hänen kera, etkä iänettäš töllöttäis.
Kun maine levisi šemmoni, jotta köyhäššä talošša on niin viisaš naini, niin čuari tuli ta otti pois, jotta "välttäy teilä i pahempi".
Tuatto-ukolla jäi ikävä ta paha mieleštä. Hiän ajattelou, jotta millä hiän šais min’n’ah pois. Ukko työntäy kyšyjie myöt’en tiijon naisella, jotta "missä miun šurma on"? Min’n’a työntäy vaštah šanua, jotta "tallin paččahah kun očin paukahtau, niin šiinä on šurma". Ukko mäni tai kävi tallin paččahan piäštä rahakasnah. Hiän tarkoittiki šurmalla rahojah.
Ukko työntäy kyšymykšen tuaš, jotta "kuin hyvissä vuatteissa šilma pietäh, onko vuattiet konšana levälläh"? Naini työnši šanan, jotta "muina päivinä on hyvin lujat, vain šuavattailtana on levällini košto".
Hiän tarkoittiki šillä, jotta konša ois vapahemmalla, jotta šaisiko ukko häntä šieltä pois, niin min’n’a tarkotti, jotta muina päivinä ei, vain šuavattailtana on takaveräjä kahallah. Ukko kun šai tämän tietä, niin mäni ta kävi min’n’ah pois, ta niin piäsi naini jälelläh elämäh ukon luona.

Умная невеста

русский
БЫЛИ раньше старик и старуха. У них был сын. Старик и старуха как начали стареть, то сказали сыну, что "начинай искать в дом молодуху [букв: помолодения], если раньше не присмотрел". Ну, сын говорит, что нет у него еще невесты, но обещает все же завтра утром отправиться искать жену. Сын спрашивает, что "почему ты, мать, велишь мне ехать рано утром"?
Мать отвечает:
Да чтобы увидел, спит ли девушка или уже ушла на работу: нам ведь нужна работящая, а не спящая!

И отправился сын, утром вставши, на лошади трусить, девушек смотреть. Мать велела заехать в такой дом, из [трубы] которого раньше других дым покажется. И видит парень, что из [трубы] одного дома дым поднимается; заехал во двор и осматривается. Оставил лошадь и зашел в избу. Там девушка в сорочке ткет. Девушка говорит, что "почему у тебя, гостюшко, не было ни рта, ни носа"? Он на это ничего не сумел ответить. Спрашивает, что "куда бы мне привязать лошадь, она осталась во дворе непривязанной". Девушка взглянула на двор и ответила, что "лето и зима во дворе. Привяжи к лету или к зиме".
Парень вышел во двор, но не понял, куда девушка посоветовала привязать, и лошадь осталась непривязанной.
Спрашивает парень у девушки, что "кто у вас еще есть в семье"? Девушка говорит, что "есть у меня отец да мать, да брат".
Где же они? расспрашивает парень.
Отец уехал за теплом, а мать болеет от прошлогоднего веселья, брат взад-вперед ходит.
Стала девушка в свою очередь спрашивать:
Что я тебе, гостюшко, сварю, когда нет ничего приготовленного?
Сварю ли я тебе еду, что едят выплевывая, или такое, что глотают не жуя?
Свари, – говорит, – что едят выплевывая.
Девушка сварила ему окуней. Он уехал, сказал:
Будь здорова.

А девушка показалась ему красивой. Приехал домой, и мать спрашивает, что "нашел ли девушку?"
Нашел, – ответил сын, только придурковатая она.
Старик [отец] спрашивает:
Как придурковатая, что она говорила?

Когда я зашел, – говорит парень, то девушка спросила у меня, что "почему у тебя нет ни рта, ни носа"? Разве она в уме?
Ну ты сам был виноват, потому что девушка, конечно, ткала в одной сорочке, так как была ранняя пора, а ты, заходя, не кашлянул и не сморкался, чтобы она могла услышать, что ты идешь, и приодеться. Конечно, у тебя был и рот, и нос, но ты ими не пользовался, вот она умно и спросила.
А почему она велела привязать мою лошадь к лету или зиме?
А потому, что на дворе были телега и сани: телегалето, а санизима. Тебе надо было к чему-нибудь привязать лошадь.
Она еще и другое блажила: говорила, что отец уехал за теплом, мать болеет от прошлогоднего веселья, а брат взад-вперед ходит.
Так отец уехал за дровами, мать ребенка родила и находилась в бане после родов, а брат пахал. А сварила бы она тебе яиц [выше пропущено] или каши, но раз ты велел сварить то, что едят выплевывая, то и достались тебе окуни.
Старик говорит, что "надо ехать сватать: если согласится, то привезем, а если нет, то пускай останется там". И поехали и сосватали, и свадьбу сыграли, да привезли невесту домой.
Пошли молодой муж [букв: жених] с отцом в лес. Старик говорит снохе, что "истопи баню и положи петуха на полок, да потом приготовь еду на столе, да положи меч поперек стола, а сама можешь идти спать: мы поздно приедем".
Ушли в лес. Уже возвращаются обратно, старик и говорит сыну, что "отрежь ты у меня голову и руки да бросай палочки на дорогу, чтобы короче путь был".
Ну, сын думает, что старик рехнулся, потому что уже перед уходом оставил жене [снохе] такие распоряжения. Сын не понял иносказания. Пришли домой, поели, попарились и легли спать. А невестка уже спалаприготовив все, что велели, легла спать. Говорит своей жене, что "ты не заметила, что отец блажит"?
Нет, не заметила, – говорит жена. Ведь не блажил же он, когда уходил: когда он велел положить петуха на полок, так он имел в виду веник, я выпарила веник и положила на полок. А когда велел еду приготовить, так он намекнул, чтобы полотенце положить поперек стола, а не меч.
Но все же он блажил, – говорит сын [муж], – раз велел, когда из лесу шли, отрезать ему голову и руки. И велел бросать палочки на дорогу.
Так он так говорил только сравнениями, что он устал, так тебе надо было взять у него шапку и рукавицы. А под палочками он подразумевал, чтобы ты с ним разговаривал, а не молчал бы как разиня.
Когда пошла окрест слава, что в бедном доме есть умная невестка, то царь пришел и увел ее, мол, "сойдет вам и похуже".
Свекор опечалился и заскучал. Он думает, как бы ему вернуть, невестку. Старик велит нищим спросить у невестки, что "где моя смерть"? Невестка посылает ответ, что "о столб в конюшне как ударишься лбом, тут и смерть". Старик пошел и достал свою казну, спрятанную на столбе в конюшне. Он под смертью подразумевал деньги.
Старик опять посылает вопрос, что "хорошо ли тебя одевают или ходишь когда-нибудь в рваной одежде"? Женщина послала ответ, что "в другие дни одежда крепкая, но в субботний вечер рваный сарафан".
А он имел этим в виду, что бывает ли она когда на- свободе, чтобы он мог ее увести, а невестка имела в виду, что в другие дни нет [нельзя выйти], а в субботний вечер задняя калитка открыта. Когда старик узнал об этом, он сходил и увел невестку, и так женщина стала снова жить с мужем.