ВепКар :: Тексты

Тексты

Вернуться к списку | редактировать | удалить | Создать новый | Статистика | ? Помощь

Kolmen veljesen bohatunt

подкорпус: фольклорные тексты, памятники письменности

жанр: сказка

Источник:
Om det Nord-Tschudiska språket, 1853, с. 17–22

Kolmen veljesen bohatunt

Endei eletihe kolmen veljesed, i n’ene jagoihesei: yhtele tuli gominlabidoine, toisele kas’ji, kolmandele niinkät’sine. N’etsä labidoisen ked vanhemb velj läks rahfhasehe. Astui, astui, i tuli gomnaha, gomnas mus’jik rugehen puhtastab, jyväisen kandab t’sogaha, a runguden toishe. N’etsä sanui hänele briha: "mäne mugoitt’e rugehen puhtastaj kothe, kuni sinä sööt i havadan toot, sini minä n’etsän rugehen sel’gitan. N’etsä mus’jik mäni, söi, i kons tuli sömas-päi tagaisi, n’etsil brihal rugehed jo sel’gitetud. Mus’ijk kysub hänel: "mi silai n’etsä statjaine, kudam rugehen sel’gitab?" "Om milai labidoine, sanui briha, i osuti hänele labidoisen. Mus’jik kysub: "min sinä pagitset n’etsiit labidoises?" Hän n’etsä briha noust labidoisen seismaha i sanui: "n’etsän kortan kogon d’engoit." Mus’jik i andoi, i n’etsä briha läks kothe i bohatui.
Toine velj sanob: "kut milai pidab bohatuda? Lähtta i milei kas’jin ked rahfhase." I läks n’etsä velj keskmaine. Astui, astui, i tuli n’engomaha lidnaha, i katsob, vedetas m’ehen hirile sömaks. Hän sanui: "min andatei, ka minä mänen?" Hö äi d’engoit hänele toigotetihe. I mänöb n’etsä briha i panese aitha magata, kudam täys hirakaisit. Kons tuleskatas hirakaised händast söömha, hän pääst kas’jisen sisälis-päi, i n’etsä kas’ji rikoi heit kaigit. I mänthe homissol mus’jikad katsmaha: hirakaisit lautsalised täydet, kaik rikotut, a yks hiir tobj istub m’ehen rinthil. I nous n’etsä briha, tuli perthe i osut n’etsän sverisen, kudam kaik hired rikoi. I kysui lidnan isand: "min sä hänes pagitset?" Hän libuti kas’jin korvis ylähaks i sanui: "n’etsän kortden andanet hobedat, ka i minä kas’jin andan." Hän i andoi, i n’etsä briha tuli hobedan ked kothe i bohatui jalost.
Kolmans noremb velj sanob: "lähtta muga i milei niinkät sisen ked rahfhase, mis’e i milai bohatuda." I läks n’etsä noremb velj, mäni, mäni, tuli järven rantha i istuihe randaisehe i punoskans noran. I Vedehine nägisti hänen i olgoti itsesä vonukan: "mäne katsmaha, min n’etsä mus’jik radab!" Mäni i sanob: "tät käsk kysuda, min sinä radat." Hän n’etsä briha sanob: "punon minä noran pagitase teis entsis vosis n’edoimkan. A kun etei andkoi n’edoimkat, kärin järven kät’sile, vedan veden pät’sile." N’etsä Vedehisen vonuk mäni t’ätase loste i sanui: "oi t’ätoi! istub mus’jik järven randas, punob noran i pagitsob meis entsis vosis n’edoimkan. A kun emai andkoi nedoimkat, kärib järven kät’sile, vedab veden pät’sile." T’ät sanob: "nah n’etsile minun palits; kut hän Iykaidab n’etsän palitsan sinus ylömba, ka i kärib järven kät’sile, vedab veden pät’sile."
Vonuk mäni n’etsän palitsan ked i sanui mus’jikale: "tät käsk sintäi n’etsän palitsan lykaita; kun sinä ylömha lykaidat, kut minä, ka i dengat andamai." Hän n’etsä Vedehisen vonuk itse lykais edel uhtei ylahaks, i kons langeis, pool palitsat upponis maha. N’etsä briha sanui: "noustaske palits maas-pai i andaske minule; minä sinun jälgit en noustaskande." I Vedehisen vonuk noust palitsan i andoi n’etsile brihale. I hän ot’ n’etsän palitsan käthe i sanob: "pust tuldas pilved, minä Iykaidan palitsan n’enihe pilvihe, hän i sinne tartub." "Oi, sanui Vedehisen vonuk, ala lykaida! t’ätain mintäi lajib i lööb." I mäni palitsan ked t’ätase loste i sanui hänele, mi ladib pilvihi tartutada mus’jik palitsan. Vedehine sanui hänele: "mäne kutsu händast hebot kandmaha ymbri järves!"
Mäni vonuk i sanui mus’jikale: "t’ätain käsk sintäi hebot ymbri järves kandmaha, kudam se paremba kandab; kun sinä kandat, ka i d’engad andamai." N’etsä Vedehisen vonuk kandaskans edel, kins'joit, kins’joit, kins’joit, i ei voint kantta, a briha kun ot’ hebon, istui ratshile, ajoi hänel ymbri järves. Mööst läks n’etsä Vedehisen vonuk, mäni i sanui t’ätale: "oi t’ätoi! minä en voint hebot ni mitä kantta, a kun mus’jik jalgoil keskhe fatij hebon, kandist’ ymbri järves, da ei ni higostunt."
Vedehine sanui hänele: "mäne, kutsu jättho händast; hän kun jätab sinun, ka i kärib järven kät’sile, vedab veden pät’sile."
Läks netsä Vedehisen vonuk, tuli i sanui mus’jikale: t’ät käsk sintäi jättho kutsta, kudam meis jätab toisen, kun sinä jätat, ka i d’engad andamai." Netsä briha sanui hänele: "nakhus kaskudes om milai kolmöine poig; i hän jätab sintai. Mene i kis’ni sigä, siit hän sinun ked jättho lähtob." Hän i mäni i kis’nij, i penshas-pai jänis jookseskans, da jät’ händast. N’etsä vonuk tuli tagaisi i sanui t’ätalese: "oi t’ätoi! kolmöine laps da mintai jät."
"Mäne, sanui Vedehine, da kutsu händast völ bortsale." Hän i mäni i sanui: "t’ätain käsk bortsale kutsta, kudam sordab toisen; kun sinä sordat, ka i d’engad andamai."
Hän n’etsä briha sanui: "mäne nakhu pikkuisehe, om milai penshan taga sada voosne uk, iske händast dubinal, i hän sintai sordab."
Hän mäni, sigä penshan taga kondij, hän isk dubinal, i kondij skot’sij i tabasihe händast, i vanut’, vanut’, vanut’, i p’eks’ hänt pool surmha-sai. Hän vähäs henges tuli t’ätase loste i sanui t’ätalese: "oi t’ätoi! i sada voosne uk mintai p’eks’ i vanut’ surmha-sai." "Mäne, sanui Vedehine, kysu mus’ijkal, äijänik hän pagitsob n’edoimkat." Hän i mäni i kysui: "äijänik sinä pagitset n’edoimkat? Hän sanob: "yks n’etsä täys kolpakoinen kuldat." I mäni n’etsä Vedehinen t’ätase loste i sanui hänele: "yhten kolpakoisen pagitsob kuldat täyden." A n’etsä briha karan kaivui maha i kolpakoishe reigun tegi, i sigä karan pääl pideli kolpakos’t. I vedehine toi kuldit mus’jikale kolpakoishe, i n’ene kuldad karaha mänthe, i Vedehine kandist’, kandist’, i täyt’ n’etsän karan i kolpakoisen. I pani n’etsä briha kuldad havadaha i läks kot’he. I tuli kot’he i eläskans bohatas uhtei lujas itsese veljesiden ked. Da i völ elätas da oldas.
Х

Kolmen veljesen bohatunt

вепсский
Старописьменный вепсский
Endei eletihe kolmen veljesed, i nene jagoihesei: ühtele tuli gominlabidoine, toisele kaži, kolmandele niinkäčine. Necä labidoisen ked vanhemb velj läks rahfhasehe. Astui, astui, i tuli gomnaha, gomnas mužik rugehen puhtastab, jüväisen kandab čogaha, a runguden toishe. Necä sanui hänele briha: "mäne mugoitte rugehen puhtastai kothe, kuni sinä sööt i havadan toot, sini minä necän rugehen sel’gitan. Necä mužik mäni, söi, i kons tuli sömas-päi tagaisi, necil brihal rugehed jo sel’gitetud. Mužik küsub hänel: "mi silai necä statjaine, kudam rugehen sel’gitab?" "Om milai labidoine, sanui briha, i osuti hänele labidoisen. Mužik küsub: "min sinä pagicet neciit labidoises?" Hän necä briha noust labidoisen seismaha i sanui: "necän kortan kogon dengoit." Mužik i andoi, i necä briha läks kothe i bohatui.
Toine velj sanob: "kut milai pidab bohatuda? Lähtta i milei kažin ked rahfhase." I läks necä velj keskmaine. Astui, astui, i tuli nengomaha lidnaha, i kacob, vedetas mehen hirile sömaks. Hän sanui: "min andatei, ka minä mänen?" Hö äi dengoit hänele toigotetihe. I mänöb necä briha i panese aitha magata, kudam täus hirakaisit. Kons tuleskatas hirakaised händast söömha, hän pääst kažisen sisälis-päi, i necä kaži rikoi heit kaigit. I mänthe homissol mužikad kacmaha: hirakaisit laucalised täudet, kaik rikotut, a üks hiir tobj istub mehen rinthil. I nous necä briha, tuli perthe i osut necän sverisen, kudam kaik hired rikoi. I küsui lidnan isand: "min sä hänes pagicet?" Hän libuti kažin korvis ülähaks i sanui: "necän kortden andanet hobedat, ka i minä kažin andan." Hän i andoi, i necä briha tuli hobedan ked kothe i bohatui jalost.
Kolmans noremb velj sanob: "lähtta muga i milei niinkät sisen ked rahfhase, miše i milai bohatuda." I läks necä noremb velj, mäni, mäni, tuli järven rantha i istuihe randaisehe i punoskans noran. I Vedehine nägisti hänen i olgoti icesä vonukan: "mäne kacmaha, min necä mužik radab!" Mäni i sanob: "tät käsk küsuda, min sinä radat." Hän necä briha sanob: "punon minä noran pagitase teis encis vosis nedoimkan. A kun etei andkoi nedoimkat, kärin järven käčile, vedan veden päčile." Necä Vedehisen vonuk mäni tätase loste i sanui: "oi tätoi! istub mužik järven randas, punob noran i pagicob meis encis vosis nedoimkan. A kun emai andkoi nedoimkat, kärib järven käčile, vedab veden päčile." Tät sanob: "nah necile minun palic; kut hän Iükaidab necän palican sinus ülömba, ka i kärib järven käčile, vedab veden päčile."
Vonuk mäni necän palican ked i sanui mužikale: "tät käsk sintäi necän palican lükaita; kun sinä ülömha lükaidat, kut minä, ka i dengat andamai." Hän necä Vedehisen vonuk ice lükais edel uhtei ülahaks, i kons langeis, pool palicat upponis maha. Necä briha sanui: "noustaske palic maas-pai i andaske minule; minä sinun jälgit en noustaskande." I Vedehisen vonuk noust palican i andoi necile brihale. I hän ot’ necän palican käthe i sanob: "pust tuldas pilved, minä Iükaidan palican nenihe pilvihe, hän i sinne tartub." "Oi, sanui Vedehisen vonuk, ala lükaida! tätain mintäi lajib i lööb." I mäni palican ked tätase loste i sanui hänele, mi ladib pilvihi tartutada mužik palican. Vedehine sanui hänele: "mäne kucu händast hebot kandmaha ümbri järves!"
Mäni vonuk i sanui mužikale: "tätain käsk sintäi hebot ümbri järves kandmaha, kudam se paremba kandab; kun sinä kandat, ka i dengad andamai." Necä Vedehisen vonuk kandaskans edel, kinžoit, kinžoit, kinžoit, i ei voint kantta, a briha kun ot’ hebon, istui rachile, ajoi hänel ümbri järves. Mööst läks necä Vedehisen vonuk, mäni i sanui tätale: "oi tätoi! minä en voint hebot ni mitä kantta, a kun mužik jalgoil keskhe fatii hebon, kandist’ ümbri järves, da ei ni higostunt."
Vedehine sanui hänele: "mäne, kucu jättho händast; hän kun jätab sinun, ka i kärib järven käčile, vedab veden päčile."
Läks necä Vedehisen vonuk, tuli i sanui mužikale: tät käsk sintäi jättho kucta, kudam meis jätab toisen, kun sinä jätat, ka i dengad andamai." Necä briha sanui hänele: "nakhus kaskudes om milai kolmöine poig; i hän jätab sintai. Mene i kišni sigä, siit hän sinun ked jättho lähtob." Hän i mäni i kišnii, i penshas-pai jänis jookseskans, da jät’ händast. Necä vonuk tuli tagaisi i sanui tätalese: "oi tätoi! kolmöine laps da mintai jät."
"Mäne, sanui Vedehine, da kucu händast völ borcale." Hän i mäni i sanui: "tätain käsk borcale kucta, kudam sordab toisen; kun sinä sordat, ka i dengad andamai."
Hän necä briha sanui: "mäne nakhu pikkuisehe, om milai penshan taga sada voosne uk, iske händast dubinal, i hän sintai sordab."
Hän mäni, sigä penshan taga kondij, hän isk dubinal, i kondii skočii i tabasihe händast, i vanut’, vanut’, vanut’, i peks’ hänt pool surmha-sai. Hän vähäs henges tuli tätase loste i sanui tätalese: "oi tätoi! i sada voosne uk mintai peks’ i vanut’ surmha-sai." "Mäne, sanui Vedehine, küsu mužikal, äijänik hän pagicob nedoimkat." Hän i mäni i küsui: "äijänik sinä pagicet nedoimkat? Hän sanob: "üks necä täus kolpakoinen kuldat." I mäni necä Vedehinen tätase loste i sanui hänele: "ühten kolpakoisen pagicob kuldat täuden." A necä briha karan kaivui maha i kolpakoishe reigun tegi, i sigä karan pääl pideli kolpakošt. I vedehine toi kuldit mužikale kolpakoishe, i nene kuldad karaha mänthe, i Vedehine kandist’, kandist’, i täut’ necän karan i kolpakoisen. I pani necä briha kuldad havadaha i läks kot’he. I tuli kot’he i eläskans bohatas uhtei lujas icese veljesiden ked. Da i völ elätas da oldas.

Богатство трёх братьев

русский
Давным-давно жили три брата, и они поделили наследство: одному досталось лопатка для гумна, другому кошка, третьему – охапка лыка. С этой лопаткой старший брат пошёл странствовать [букв. "в народ"]. Идёт, идёт, и пришёл в гумно, а в гумне мужик рожь чистит: зерно складывает в угол, а мякину – в сторону. Парень сказал ему: "Ступай-ка ты, очиститель ржи, домой: пока ты поешь и принесёшь мешок, я уж эту рожь очищу". Этот мужик пошёл, поел, и когда вернулся после еды, у того парня рожь была уже очищена. Мужчина спрашивает его: "Что это у тебя за приспособление, которое рожь очищает?" – "Есть у меня лопатка," – сказал парень и показал ему лопатку. Мужик спрашивает: "Что ты просишь за эту лопатку?" Он, этот парень, поднял лопатку стоймя и сказал: "Кучу денег высотой с неё [высоту лопатки]". И мужик дал, и этот парень отправился домой и разбогател.
Второй брат говорит: "Как мне разбогатеть? Придётся и мне с котом странствовать". И средний брат пошел. Шёл, шёл и пришёл в один город, и смотрит – ведут человека на съедение мышам. Он сказал: "Что вы дадите, чтобы я пошёл?" Ему обещали много денег. И идёт этот парень и насыпает земли в амбар, который был полон мышей. Когда мыши начали его есть, он выпустил кота из-за пазухи, и кот всех их поубивал. И пошли утром мужики посмотреть: полки были полны мышами, все убитые, а одна большая мышь сидела у мужика на груди. И этот парень встал, пришел в избу и показал этого зверя, который всех мышей убил. И спросил старейшина города: "Что ты за неё просишь?" Он поднял уши кошки вверх и сказал: "Вот такой высоты горку серебра, так я и отдам тебе кошку". Он и отдал, и мальчик вернулся домой с серебром и стал очень богатым.
Третий младший брат говорит: "Придётся и мне с охапкой лыка идти странствовать, чтобы и мне разбогатеть". И пошёл этот младший брат – идёт, идёт – пришёл на берег озера, и сел на бережку, и начал плести верёвку. И Водяной увидел его и послал своего внука: "Поди посмотри, что этот мужик делает!" Тот пошёл и сказал: "Дед велел спросить, что ты делаешь". Он, этот парень, говорит: "Вью верёвку, чтобы потребовать с вас недоимки прошлых лет. А если вы не уплатите недоимок, я намотаю озеро на клубок и унесу воду за печь". Внук водяного пошел к своему деду и сказал: "Ой, деда! Сидит мужик на берегу озера, вьёт верёвку и требует с нас недоимки прошлых лет. А если мы не уплатим долг, он намотает озеро на клубок и унесёт воду за печь". Дед говорит: "Отнеси ему мою палку; как он подбросит палку выше тебя, так пускай и намотает озеро на клубок и унесёт воду за печь".
Внук пошёл с этой палкой и сказал мужику: "Старик велел тебе бросить эту палку; если подбросишь её выше моего, мы отдадим тебе деньги". Он, этот внук Водяного, сначала бросил очень высоко, и когда она упала, половина палки ушла в землю. Этот парень сказал: "Подними-ка палку с земли и отдай её мне; я не буду заметать твои следы". И внук Водяного поднял палку и отдал её парню. И он взял эту палку в руку и сказал: "Пусть придут облака, я заброшу палку в эти облака, и туда она и пристанет". "Ох, – сказал внук Водяного, – не бросай! Старик меня отругает и побьёт". И он пошёл к своему деду с палкой и сказал, что парень собирается запустить палку в облака. Водяной сказал ему: "Поди позови его таскать лошадь вокруг озера!"
Пошёл внук и сказал мужику: "Дед приказал тебе таскать лошадей вокруг озера, кто лучше сможет; если [лучше] таскать будешь, мы дадим тебе деньги". Сперва этот внук Водяного тащил – тянул, тянул, тянул и не мог нести, а парень как взял лошадь, сел верхом и повёл её вокруг озера. Снова пошёл этот внук Водяного, пошёл и сказал деду: "Ой, деда! Не смог я лошади никак потащить, а как мужик схватил ногами лошадь, понёс её вокруг озера и даже не вспотел".
Водяной сказал ему: "Поди вызови его на состязание по бегу. Если он тебя оставит [позади], так пускай намотает озеро на клубок и унесёт воду за печь".
Пошёл этот внук Водяного, пришёл и сказал мужику: "Старик приказал тебя вызвать на состязание по бегу: кто из нас перегонит другого – если ты перегонишь, то мы и отдадим деньги". Этот парень сказал ему: "На той подсеке у меня трёхночный сын – и он тебя перегонит. Ступай и крикни там, так он с тобой наперегонки и побежит". Он пошёл и крикнул, и из куста выбежал заяц и обогнал его. Этот внук вернулся и сказал своему деду: "Ой, деда! И трёхночный ребёнок меня обогнал".
"Ступай, – сказал Водяной, – и позови его ещё на борьбу". Он пошёл и сказал: "Дед велел тебя на борьбу позвать: кто повалит другого, если ты повалишь, тогда мы отдадим деньги".
Он, этот парень, сказал: "Ступай туда немножко, есть у меня за кустом столетний старик, ударь его дубиной, он тебя и повалит".
Он пошёл, там за кустом медведь, он ударил дубиной, и медведь прыгнул и поймал его, и мял, мял, мял, и избил его до полусмерти. Он еле живой пришёл к своему деду и сказал ему: "Ой, деда! И столетний старик избил и помял меня до смерти". "Ступай, – сказал Водяной, – спроси у мужика, сколько он требует недоимки". Он пошёл и спросил: "Сколько ты требуешь недоимки?" Он говорит: "Один полный колпак золота". И пошёл этот Водяной к своему деду и сказал ему: "Он требует один колпак, полный золота". А парень выкопал яму в земле и проделал дыру в колпаке и держал колпак над этой ямой. И Водяной принёс золота мужику в колпак, и это золото падало в яму, и Водяной носил, носил, и наполнил ту яму и колпак. И положил этот парень золото в мешок и отправился домой. И пришёл домой, и зажил очень богато со своими братьями. Да так они есть и живут до сих пор.
Х
Сайт создан сотрудниками Карельского научного центра Российской академии наук
Вы можете свободно использовать материалы нашего сайта и делиться ими, главное — указать авторство и ссылку на наш ресурс.
Подробнее о лицензии CC BY 4.0
© VepKar. Открытый корпус вепсского и карельского языков