Kut endo nagr’hen semendolim
вепсский
Средневепсский восточный
Mina muštan hüvin’, mijau oli Maksim-detko, tatain’ tat.
Oli gö minain vot vižg’aine ka muštan. Semendolim nagrhen.
Kevaduu vertas paloižen.
Semnuzid’ pandas luzikan, a luzikalo kodlan mad i ottas šaughu necen kesketi i semetas.
A luzikan allo tehtas palod suren püudon. En teda äjäk hö aršinoid’, märitihe endo aršinau ka.
Nagriž neco kazvab.
Nagrišmau-se olin’ nüt’kmäs detkome.
Nagrhen panim kogoho, viičil’ kaik neno natid’ leštim.
Ded mijau kaivab kopan i nečhe kopha panob ez’mäi krugom kaikeme uugen, pälo kuti ningiman katuson tegeb ani kauman.
Mecaspäi tegeb lavaižen da potom mau zavalib.
Ningiman kopan tegeb, nečhe kopha taufheks katam nagr’hen.
A kuni necon mö nagr’hen nütkim, tegem mö haudnikad sigau mecas.
Haudaižen kaivam, kivid’ ümbriži sigau neciš haudas, hulad kived.
Nagr’hen vähäižuu pažagas hobitad, nečhe haudha panod, päüpäi mau zavalid’.
Haudusoiš haudnikaks, hüväd.
A erašti tegem ninga(mina vet’ väl’l’au kacu muštan-se). Haudha kivihe tehtas pažagan, hän kivine haudaine ka.
Sinna nagrišt viškaitas ani – äjäk hiile tariž – ningimad mecas haudnikad tegüudihe.
A kodiš ... taufhüu necon nagr’hen g’o vedotas.
Meršuu süguzuu tom. A taufh’uu mijan dedam, muštan, nagrhezo ajab, tob sigaupäi kahcan havadod, hebuu tob nagrišt.
Kaik der’uun tuloba, havadon čelijan g’agab lapsile nagrišt.
Tehtas i haudnikaks.
Nagrhuzid’ pestas, päčhe čugunas pandas, longhesai hauduso. Hän hüvä tegeso, maged.
A potom repoikš kiittas, päčin’kohlas. Pandas nagrhuzid’ da kiittas, kiittas da viškaitas taignaha (kaiken kuctihe repoitaignaks) da pandas sinna randad. Sutkad hän muiktab. Potom särptä om pahoin’ hüvä.
Как мы раньше репу сеяли
русский
Я еще помню хорошо, у нас был Максим-дед, отец отца.
Было мне уже лет пять, так я помню. Сеяли мы репу.
Летом жгут подсеку.
Семян берут одну ложку, и одну ложку смешивают с мерой земли, кладут в мешок и сеют.
А для одной ложки семян подготавливают большую площадь подсеки. Не знаю, сколько аршин, раньше ведь аршинами меряли.
Репа растет.
И я с дедом ходила дергать репу.
Репу складывали в кучу, ножом отрезали ботву.
Наш дед выкапывал яму, сначала обкладывал ее соломой, сверху делал как бы крышку, получалась, как могила.
Из дерева делал настил и сверху заваливал землей.
В такую яму мы укладывали репу на зиму.
А в то время, пока мы выдергиваем репу, там в лесу мы ее [репу] и печем.
Выкапывали ямку, обкладывали кругом горячими камнями.
Сначала репу немного размягчали на костре, клали в ямку и засыпали землей.
Там репа пропечется.
А иногда делали так (я ведь, видишь ли, плохо помню-то). В яме на камнях разводят костер, [получается] ямка из камней.
Туда высыпают репу, сколько им нужно; так пекли репу в лесу.
А дома... Зимой репу привозили домой.
Осенью приносили кошелем. А зимой наш дед, помню, поедет за репой, привезет оттуда на лошади мешков восемь.
Вся деревня собирается, и [дед] целый мешок раздает детям.
Репу также парят.
Ее [репу] вымоют и ставят в чугуне в печку, до обеда она парится. Она становится хорошая, сладкая.
А потом делают репницу. Репу варят у огня в печке и выливают в квашню (всегда называли квашней для репницы), кладут туда закваски; сутки прокиснет, а потом ее очень вкусно хлебать.