Плач по матери в полночь
    
        Russian
    
      
        Погоди-ка, я попробую будить 
 Новопреставленную в самую полночь,
 В пору, когда должны петь золотые петухи,
 Дорогую мою родительницу:
 Ну-ка, попытайся, дорогая родительница, 
 Заговорить с опечаленной! 
 Хотела бы я спросить у тебя о местах потусторонних 
 Да и о жизни спросить тебя на том свете:
 Смогла ли ты заслужить, дорогая родительница, 
 Место на том свете и тепло потустороннее? 
 Ой, дорогая новопреставленная родительница,
 Уже ли показывают тебе на том свете
 Своих сородичей да соплеменников
 Да ещё представителей славного рода-племени? 
 Уже ли приютили тебя в несогреваемый тёплый угол 
 Да в потусторонние светлые безоконные горницы? 
 Уже ли ты обула ноженьки свои босые? 
 И выручила ли ты уже место на том свете,
 И заслужила ли право на жизнь потустороннюю? 
 И уже ли ты одела своё тело голое,
 Дорогая новопреставленная родительница? 
 Наверно, тебе не удалось выкупить всё это, 
 Поскольку ты растила артель сиротинок. 
 Измученная, ты сама жила в большом горе,
 С большой кучей детей осталась без кормильца милого, 
 Растила их с трудом великим
 Да и сама ты выполняла тяжёлую работушку. 
 Ой, несчастная, 
 Cторожила круглые ноченьки,
 В холодную пору дрожала от холода,
 В летние дни ты ходила искать работушку в дальних краях. 
 Беднёшенькая, ты по утрам ранёшенько 
 До восхода солнышка кухарничала. 
 Попробуй-ка мне, горемычной, рассказать,
 Какие места тебе даны сейчас,
 Да и какая жизнь тебя ждёт там? 
 Дорогая новопреставленная ты,
 Попробуй-ка заговорить ты с опечаленной! 
 Что же ты, многострадальная, молчишь? 
 Или язык твой больше не движется,
 А губы десятью замками заперты,
 Когда ты ушла с этого света? 
 Дорогая ты, новопреставленная матушка,
 Прости ты меня на веки вечные 
 И благослови ты меня, дорогая,
 Жить на этом свете белом! 
 Ведь мне, горемычной, осталась большая семеюшка 
 Дорогих, милых наших детушек. 
 Растила и направляла я большую семеюшку 
 Из края в край по свету белому. 
 Сама я, беднёшенькая, рано осиротела,
 От родного батюшки осталась шестимесячною, 
 Когда я, горемычная, накрою тебя сырой землёю, 
 Некому больше будет приласкать меня. 
 (Больше нет).