VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Vuotapa rupielen kujin keškimmäisen

corpus: Dialectal texts, Folklore texts

genre: Everyday lament

коллекция: «Karelian lamentations»

Informant(s):
Kuzmina Maria Afanasevna, 1899, Khaikolya, Kalevala district, Republic of Karelia
 recording place: Khaikolya, Kalevala district, Republic of Karelia, year of recording: 1963
 recorded: Красовская Ю.Е., Stepanova (Tupicina) A.S.

Source:
Карельские причитания. Изд. подгот. А.С.Степанова, Т.А.Коски, 1976, p. 129-131
audio archive of ILLH, KarRC RAS: №274/4

Vuotapa rupielen kujin keškimmäisen

Karelian Proper
Uhta
Vuotapa rupielen kujin keškimmäisen kuvuajaiseni lapšen kujin kohtalahisie kujin luajittelomah tai kujin ašetteloimah. Kun on kujin enšimmäiset kurjaset hänen kurjih šiänalasih kuvualiuvuttu tai kujin ašettauvuttu.
Aijan keškimmäini aikojaiseni lapši miun armahuisih aijan aštuu, kun aijan kohtalahisen on (ne) armahih šyntysih aijan aššutellun tai aijan luajitellun.
Kun oli puutuvilla puolilla, ka ei pitäis niin šuurija kujin kurjasie kuvualiutuo, kun olet iče kujin puutuvilla puolilla, kujin keškimmäini kuvuajaiseni lapši.
Vet joi vaštuali šiun vallan kohtalahini, mistä vallan kualelit tai vallan aššuksentelit. Vieläi vaimalo vartuvoni vallan aššuntaisih šiun jo vallan kohtalahini vallan aššukšenteli.
Kun olin varuššellun valtavetyset tai kuumat kumkavetyset kujin keškimmäisen kuvuajaiseni lapšen kujin kohtalahiseh. Passipoittelen kun pall'o-ošani pall'o vartuvuon kun panun armottomien parvomien keralla panun kualelin, ka vet arvual'tih miun apieset ta ankehuiset aijan keškimmäisen aikojaiseni lapšen aijan kohtalahini.
Vieläi passipoittelen panun keškimmäisellä parvojaiseni lapšella, panun olovaiset aikaset olen vet panun prostoiloisissa panun aššuntašijasissa panun kualelin tai panun aššukšentelin, panun armottomien parvomaisieni.
Tai piti vet urohien ulkotyöhyset utraošasen utran vartuvoija, uččimaisieni uušin ylennellä tai uušin ašetella.
Arvualit atvo aijan keškimmäini aikojaiseni lapši, kun olit armosien takuana tai šuojasien takuana.
Mie kun šurento vartuvon šuimun nuorukkuisista šuate šurennoijen mielialojen keralla šuimun kualelin ta ei ollun šuojasie eikä šulasie, mih šuojautuo eikäi šulautuo, ka hyö šuojual'tih miun šuorimaisie šuimun olovaisilta ta armaššeltih.
Annapa passipoitan panun ainuon keškimmäisen parvojaiseni lapsella, kun olin niin panun alahaisina panun aštumašša tai panun luajittelomašša.
Kun [olin] vet oimullisien or'heijen spuassusien plahoslovimattomat opiitaiset onehih šiänalasiheni on oimun luajittauvuttu. Ka en voi päivyä viešlöväisie vieretellä vieronoitta vetysittä.
Enkä vois ni kulutella kujin ylisien kukkahien spuassusien plahoslovimattomat päiväkuurokšuiset, kun kujin aletah ta kujin kualellah, ka miula enämmiksi kurjasikseni kujin luajittautuu, kun päiväkukkahuiset kumotellah tai kujin luajitteliuvutah.

[Плач-рассказ о жизни сестры]

Russian
Дай-ка начну по суженом среднего дитяти моей [матери], меня создавшей приговаривать и причитывать. Как первые кручинушки в ее кручинном сердечушке отпечатались и поселились.
Среднее дитя моей [матери], меня взрастившей, за утешением ко мне [букв. в мои милости] приходит, с тех пор, как своего суженого к милым прародителям обрядила и проводила.
Ведь был [он] уже в закатном возрасте, так не надо бы так сильно кручиниться, ведь и сама ты уже в закатном возрасте, среднее дитя моей [матери], меня создавшей.
Ведь встречал тебя твой суженый, откуда бы [ты] ни возвращалась и ни приходила, и [меня] мой сникший стан встречал твой суженый, когда [я] приходила.
И готовил крепкую водицу и горячую водицу в чашечке суженый средней дитяти моей [матери], меня создавшей. Спасибо тебе за то что, когда горемычный стан, со своими сиротами, у своей груди вскормленными приходила, так ведь понимал мои обидушки и кручинушки суженый среднего дитяти моей [матери] меня создавшей.
И еще спасибо тебе, среднее дитя моей [матери], грудью меня вскормившей, ведь долгое время жила [я] в простеньких строеньицах вместе со своими сиротами, грудью вскормленными.
И ведь приходилось все трудные мужские работушки в хозяйстве мне, несчастной [усл.], справлять, чтобы выученных своих поднять и вырастить.
Понимала [ты] (аtvoaijan— ?), среднее дитя моей [матери], меня создавшей, хоть сама и была в милости и под защитушкой.
А я, горемычный [усл.] стан, смолоду как с горькими думушками брела по жизни, и не было ни защитушки, ни милостей, не на кого было опереться и не к кому приласкаться, так ведь часто моих снаряженных привечали [вы] и миловали.
Дай-ка поблагодарю теперь, среднее дитя моей [матери], грудью меня вскормившей, ведь тогда мне трудно жилось.
Ведь в моем слабом сердечушке были обидушки, которых не ведали и доблестные спасушки. И ни один благостный денек не могу провести без горьких водиц.
И не могу ни одного денечка, не благословленного всевышними милыми спасами, провести, а эти дни все восходят и заходят. Большие кручинушки на меня находят, когда чудесное солнышко сияет и день наступает.
The site was created by the staff of the Karelian Research Center of the Russian Academy of Sciences
You can freely use the materials of our site and share them, most importantly - indicate authorship and a link to our resource.
More about the CC BY 4.0 license
© VepKar. Open corpus of Veps and Karelian languages