Как раньше устраивали сходку
    
        Russian
    
      
        Помню, была я еще девчонкой. 
 
 Созывают на сходку всех соседей одной деревни.
 
 Тогда все жили отдельно (по одной семье).
 
 Берут в руки коромысло. 
 
 Сегодня твоя очередь созывать.
 
 Зовешь на сходку: «Идите на сходку в дом Сашки».
 
 Сашка была у нас старуха, вдова, всегда у нее устраивали сходки.
 
 Ну, что тогда на сходке [делали]?
 
 Власти такой хорошей не было тогда, только свои соседи.
 
 Веревкой отмеривали землю, сколько у тебя, видишь, едоков хлеба.
 
 Если десять человек, так дадут тебе десять аршин, а семь, так семь аршин дадут.
 
 
 Делили землю так: отмеривали веревкой, веревка бывала длиной пятнадцать аршин.
 
 Отмеривали землю, пожни, все так отмеривали.
 
 Потом отмеривали забор. Это место забора в поле должен сделать ты, а это я, а вот тут это должен сделать он. А этот забор когда-то сделанный, пусть кому-нибудь еще. 
 
 
 И пожни так же делили.
 
 Там на краю болота наша поженка (воз сена будет), это твоя; эта пусть будет наша, а та, что в стороне Куи, пусть будет его.
 
 Более богатым жителям так давали больше, а кто еще мог и в стороне обработать и вычистить кустарник, то себе выбирали и очищали.
 
 Ну, на сходке и то обсуждалось, где кому кустарник вычистить. 
 
 
 Выкорчуют с корнями, косарем вырубят, кладут в кучи.Эти кучи высохнут, на будущий год сжигают, и эту поженку будет скашивать тот хозяин, который очищал. 
 
 
 Много [пожен] очищали, да далеко они были.
 
 У одного мужика было семеро сыновей, да еще дочери были, всех-то у него было девять или десять детей. 
 
 А та вдова, у которой устраивали сходки, была-то ему кума, который-то из детой был ей крестником.
 
 Отмеряли землю. 
 
 Ведь одному так и поле давали получше, и земля была получше, а на большую семью (\'на артель\') иногда давали и похуже поле, раз ему больше земли доставалось.
 
 Ну, этот старик рассердился и целый аршин вдоль поля и взял у нее (с этой вдовой у них поля-то оказались рядом) земли себе.
 
 Ну, и они заспорили, да этот старик-то, мужик-то, взял да и набил вдову.
 
 Избил всерьез, до крови.
 
 Ну, кто заступится?Никто. 
 
 Написала какому-то старосте, а на сходке ее высмеяли, да с тем и осталась бедняжка, с обидой.
 
 Вот какая жизнь была прежде у вдов.
 
 Можешь корову держать, так хорошо.Можешь работать сколько есть силы, а если нет, то и так сидишь. 
 
 А те работают, и живут, и еще таких вдовушек нанимают на работу, заставляют работать за один хлеб.
 
 Половину лета работаешь, месяц на сенокосе, потом он даст тебе лошадь вспахать поле, а не заработаешь, так и не даст.
 
 Нужно было брать в аренду.Видишь, какая жизнь была у вдов. 
 
 В аренду дадут там, может, они с дочерью вдвоем пойдут, да на сенокосе-то проработают недели три-четыре, а свое сено останется незаготовленным.
 
 Пойдет да быстро себе заготовит, много ли у нее там угодий, да опять эта вдова идет жать таким же богатым, может быть, с дочерью, а может быть, есть еще [в семье] кто-нибудь подросток.
 
 Кормятся осень, да опять жнет, молотит.Свою-то [работу] нужно делать по ночам. 
 
 
 Некогда было шутки шутить, не до хаханек было.
 
 Помню я это, хорошо помню, моя мать так же жила. 
 
 Бедняжка от этого и умерла.
 
 Семь недель она болела тифом.Тогда болели, ведь много разных болезней было. 
 
 Потом она немного встала на ноги и пошла косить.Два дня она косила в совместной косьбе, а совместно, так нужно держаться [за другими], а силы-то у нее нет (\'слабая сила-то\'), да у нее паралич прошел. 
 
 А нас ребятишек было трое девчонок.
 
 Сестра старше меня на годик, вторая – я, третья годом меня моложе.
 
 
 Как сегодня помню.Пришла мама с сенокоса, коровушку выдоила, понесла нам молока да вот у этих дверей и упала. 
 
 
 Ее параличом разбило, и блюдо с молоком разбилось.
 
 Ну, и опять она такая-то утром встала и пошла на работу.
 
 Потом параличом стало разбивать все чаще и чаще.Год она жила у нас почти инвалидом. Нас нужно кормить, земли у нас мало, одна коровушка, овца была с ягнятами, лошади-то своей не было, так Максим дед-то нам дал, все вместе работали так. 
 
 Она, бедняжка, богатым, зажиточным осенью обрабатывает лен, зимой-то прядет, весной опять ткет, отбеливает да белье шьет, кальсоны да рубашки.
 
 
 Таким способом она нас кормила, трех дочерей.
 
 Старшей было десять лет, когда умерла мать, мне девять, а той [младшей] семь, восьмой.
 
 Такие маленькие мы еще были.
 
 Вечером [мать] легла (весной было дело) и говорит: «Завтра, дети, поминки, так сходим на могилку отца».
 
 Мы утром встали, а мы как раз ходили милостыню просить, мамины силы жалели, да и ее, бедняжку.
 
 Много ли там давали.
 
 Нужно было еще идти просить.
 
 Солнце еще высоко, а мама наша только что уснула, ее всю ночь ломало.
 
 
 Нас двое с сестрой было, старшая сестра Анна живет у дяди.
 
 Я [говорю]: «Мама, почему же ты не встаешь?».
 
 Не подает мать голоса.
 
 Подошла поближе, посмотрела в лицо-то, она лежала на боку в постели, на подушке, совсем как спит.
 
 Посмотрела, так у нее около рта немного пены.
 
 Потрогала – так рука холодная и голова холодная, да и мама наша уже мертвая.Двое нас таких и осталось. 
 
 Мужики собрались под окном, уходят на выгонку.
 
 Дядя Оник и все другие.
 
 Я с плачем побежала к дяде Онику: «Дядя Оник, наша мама умерла».
 
 Ну, надо похоронить.
 
 После этого мы в людях и жили как попало.
 
 Вот какая была трудная жизнь вдовья.
 
 Теперь нам хорошо.
 
 Живу я тут уже двадцать лет вдовой, так мне благодать, только во время войны я видела трудности, а после войны что мне: дети стали помогать.А прежде я бы пропала с детьми в одной куче.