Два Мороза
русский
Когда-то в давнее время, в самую середину зимы, ходят по чистому полю два брата, два Мороза.
Тихонько идут, с ноги на ногу переступают, друг с другом разговаривают, беседуют.
Один Мороз говорит другому: «Брат Красный нос, как бы нам повеселиться, кого-нибудь покусать, поморозить?».
Другой Мороз, Синий нос, говорит: «Коли кого морозить, то не нужно по открытому полю ходить.
Поля пустые, дороги заметены, [снегом] занесены, никто не идет и не едет.
Нужно идти в лес, там едущих меньше, так рабочие есть.
С ними можно поиграть».
Бегут Морозы в лес, а за ними сзади снег твердеет, впереди деревья трещат, ели трескаются, потрескивают, снег хрустит.
Вот услышали: с одной стороны колокольчик звенит, с другой стороны дровни поскрипывают (‘дребезжат’).
Смотрят: с колокольчиками барин едет, на дровнях – мужик за дровами едет.
Стали думать, решать: кому на которого идти, с которым поиграть, кому которого поморозить.
Мороз Красный нос был помоложе и говорит: «Мне следовало бы мужика догнать, мужика поморозить.
Он плохо одет, чуни на ногах, залатаный полушубочек на плечах, приплюснутая шапчонка на голове, дырявые рукавицы на руках.
Его я скорее заморозил бы.
А ты, коли старше да сильнее, так возьмись заморозить барина.
Барина мне не осилить, он хорошо, тепло одет: шапка-ушанка на голове, тулуп одет, валенки на ногах, медвежьей шкурой накрылся.
С ним и тебе нелегко будет сладить, возьми ты барина».
Усмехнулся Мороз Синий нос, говорит: «Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь.
Иди на мужика, а я, так и быть, пойду на барина.
Как заморозим, так вечером встретимся, порасскажем, которого труднее было морозить, который какую работу задал, которому из них дольше тепло было, который скорее замерз.
Будь здоров, братец!».
– «Оставайся и ты здоровым» – говорит Мороз Красный нос.
Скрипнули, хрустнули, побежали: один за барином, другой за мужиком.
Настал вечер.
Приходят Морозы на поле: где холоднее, там им лучше, милее.
Старший, Синий нос, идет веселый, приплясывая, посвистывает, потрескивает.
А помоложе, Красный нос, еле идет, хромает, охает, тихонько бредет.
Сошлись они, начали друг другу рассказывать, который кого как морозил.
Младший и спрашивает: «Как ты, братец, с таким сладил, смог ли хоть немножко поморозить?
Ведь сквозь шубу, тулуп да медвежью шкуру тяжело пробрать.
У меня и плохонько одет был, а еле жив остался.
Как ты, бедняга, осилил барина?».
А старший Мороз усмехается: «Ох ты, Мороз Красный нос, молод еще, и разума мало.
Я как барина догнал, да под шубу залез, да как начал холодом кусать да щипать, так барин только кряхтит.
Съежился под медвежьей шкурой, шевельнуться не смеет.
Зубы у него стучат, сам посинел, уж и говорить не может, совсем окоченел.
В деревню приехал – подняться в избу помогли, сам и идти не может.
Не помогли ему ни шуба, ни тулуп, ни медвежья шкура.
Замерз, как катыш, шуба и шапка заиндевели, ресницы обледенели – смотреть не может.
Весело мне было играть с ним.
Не будь деревни да теплой избы, так я разыграл бы его.
Ну, а твои дела как?
Тебе легко было мужика морозить, коли так плохо был одет он?».
«И не говори, братец, ты, наверно, смеешься надо мной.
Чуть в живых остался, в такую передрягу попался.
Попался черт, все кости помял, по-всякому честил.
Я хотел легко заморозить, а так было тяжело, что даже пот прошиб, совсем ослаб».
«Неужели не смог заморозить мужика?
Как же так» – спрашивает старший брат-Мороз.
«А вот так.
Пошел я за мужиком.
Лошадь у него тихонечко трусит, скоро догнал, не успел и разогреться.
Вошел я ему под полушубок, в варежки, как ты учил.
Начал колоть, пощипывать, кожу стягивать.
А он ругается, сам себя начал кулаками бить.
Я обрадовался, смешно: „Скоро я тебя проберу; в лес едешь, а из лесу не выедешь”.
Проехал он немножко по дороге в лесу, свернул в сторону.
Я думаю: „С ума свихнулся, испугался”.
А он лошадь остановил, поднялся из дровень, взял топор да и начал дрова рубить.
Я обрадовался, под полушубком еще свободнее стало его щипать, руки и ноги ему кусать.
А он лишь быстрее топором бьет, будто и не слышит меня.
Чем больше рубит, тем мне становится теснее, тем мне хуже, уже совсем ослабел.
Он рубит.
Пар под полушубком образовался, а я в пару задыхаюсь.
Упал из полушубка в снег, а мужик полушубок на снег и бросил.
„Ну, коли тебя не смог одолеть холодом, думаю, так войду в полушубок, полушубок заморожу, а когда перестанешь рубить, то и с тобой расквитаюсь”.
«Вошел в полушубок, пар согнал, полушубок заморозил, [и тот стал] как кость, жду.
Кончил мужик рубить, пришел, взял полушубок, а полушубок не согнется – как палка.
Бросил на снег, схватил дубину да дубиной по полушубку куда попало бить, я уже бежать готов, да запутался в шерсти, все кости у меня помял.
Бьет да ругается.
Потом взял полушубок, встряхнул, я и выпал [оттуда].
[Он] одел полушубок на себя и пошел за возом.
А я кое-как на чистое место добрался да сюда приковылял, как калека.
Подальше от мужиков нужно быть».