ВепКар :: Тексты

Тексты

Вернуться к списку | редактировать | удалить | Создать новый | История изменений | Статистика | ? Помощь

Kolme tytärtä i čuarin poika

Kolme tytärtä i čuarin poika

карельский: собственно карельское наречие
Ухтинский
Oli ennen köyhä ukko ta akka. Heilä oli kolme tytärtä. A ne vanhemmat tyttäret ollah paremmat ičeštäh, šitä nuorinta ei šuvaita. Šanotah ne vanhemmat tyttäret:
Kun olemma köyhät, niin etkö šie, tuatto, meitä laše čuarih piijakši?

Ukko ta akka šanotah:
Lašemma.

Hyö i työnnetäh tyttäret. Vanhin tytär lähtöy čuarih. Lehmä tulou vaštan taipalella, kappa šarvien nenissä. Lehmä šanou:
Lypšä milma, miula vaikie olla maijošša.

Tyttö šanou:
En mie rupie šiun takie šittauttamah käsieni, mie olen kolme vuotta valmistautun čuarin piijakši.

Tuli pokko vaštah, šarvissa on keriččemet, šanou:
Keriče, tyttöni, milma, miula on vaikie olla villoissa.

Tyttö šanou:
En mie šiun takie rupie šittauttamah käsieni, kerran olen kolme vuotta šuoriutun čuarin piijakši.

Ukko tulou vaštah. Hänellä on turkissa ylen äijä täitä, oikein päriellä šukiu täitä. Hiän i šanou tytöllä:
Тара miulta täit turkista.

Tyttö šanou:
En rupie šiun täitäš tappamah enkä täitymäh.

Tyttö mänöy čuarih i šanou:
Otattako milma piijakši?

Čuari šanou:
Kuin še emmä ota noin kaunehuista i puhtahaista tyttyö.

Toini tyttö toše lähtöy čuarih, i yhellä tavalla tulou lehmä vaštah ta käšköy tytön lypšyä, tyttö ei lypšä. Tulou pokko vaštah, käšköy keritä, tyttö ei keriče. Šiitä tulou vaštah ukko, ukolta toše ei tapa täitä. No čuari še kuit’enki ottau hänen piijakši.
Nuorin tytär läksi. Tulou lehmä vaštah, hiän lypšäy lehmän, juou maijon, lampahalta keriččöy villat ta ottau ne matkah, ukolta päivän tappau täitä turkista. Ukko antau palkinnokši šauvan. Kun šauvalla pyörähyttäy, niin šiitä tulou hyvyä kaikkie, mitä vain tahtonou tyttö. No šiitä tyttö i mänöy čuarih i pyrkiy piijakŝi. Čuari šanou, jotta "šilma en ota muukši kuin šikoja hoitamah".
A kun še tyttö rupieu hoitamah, ta šillä šauvalla kun lekahuttau juomista, nin šijat lihotah ylen äijälti. A hiän illat ta huomenekšet šikoja hoitau, a päivät tuhkie šieklou narošno, a iče on kaunis, jotta kai čuari ihašteliutuu. A čuarilla on poika, i tällä pojalla koko muailmašta ei löyvetä vertahista. Čuari luatiu piirut ta kuččuu joka valtiošta kaiken rahvahan, i štopi ni ken ei niistä äis pois.
Čuarin poika i kuččuu piikoja tuomah vettä käsiaštieh, a ne tytöt nuoremmalla šanotah, jotta "šiki-šoki, kerkie hot’ čuarin pojalla panomah vettä käsiaštieh". Še kun hyppyäy tuhkistah, i čuarin poika i šanou:
Mäne, poharaati, poikeš, kun šilma parempua ei liene ollun vejen tuojua, – i kolahuttau häntä piähä pännällä.

No ne toiset tytöt lähettih piiruh, a yksi še Tuhkimuš jäi vanhojen akkojen kera kotih, heitä ei otettu piiruh. Tyttö šanou akoilla, jotta "piäštäkkyä milma täštä marjoja appamahikävähän on miula täššä kešäpäivyä viettyä". Akat häntä i piäššettih. Hiän mänöy šauvah luokši meččäh, pyörähyttäy šauvua kolme kertua ympärihisseh, i hänellä tulou kolme korvuo. Enšimmäiseššä on vettä, millä pešeytyö, a toisešša korvošša on vuattiet, mih šuoriutuo, a kolmannešša on heponi. Tai tyttö tulou niin kaunehekši, što ei ni sviettua. Hiän pani oikein kaunehet tähtikirjaset vuattiet piälläh i ajo oikein kaunehella heposella piiruloih. Čuarin poika häntä mäni vaštah ottamah i vei šinne parahah huvipaikkah, šen kera kisuau, što kiäštä ei piäštele. Kyšyy, velli, tyttäreltä:
Mistä linnašta šie olet, mistä muašta?

Tytär šanou hänellä, jotta "mie olen šiitä linnašta, missä kun käsiaštieh vettä viijäh, nin pännällä piähä lyyväh".
Čuarin poika luatiu šemmosen kokan, jotta kun tyttö lähtöy, nin šulkkupaikka jiäy rippumah šihi kokkah. Tyttö läksi, a čuarin poika še valmisti pihalla šotaväkie varteimah, minne še tyttö lähtöy. A kun tyttö läksi, tai lykkäsi kultarahua ilmah, i ne šotamiehet ruvettih niitä keryämäh, a tyttö šillä aikua i mäni matkahašeh.
Tytär tuli šamah paikkah, heitti vuattiet piältäh i istuutu kiukualla šieklomah tuhkie ennen toisien tuluo. Sisäret tultih, i še tyttö kyšyy, jotta "mitä näkijä, mitä kuulija šielä piiruloissa?". A ne šanotah:
Ei kuulu erikoista ni mitä.
Vain kun oli tyttö kaunis, jotta ei ollut mualla moista, eikä vesillä vertua, ta šitä kaiken päivän kisautti čuarin poika.
A še tyttö šanou:
Enkö hot’ mie ollun?

A tyttäret šanotah:
Šie, šiki-šoki, vielä kehtuat paissa šemmoista!

A še čuari tahtou laittua toisena piänä piirut, jotta eikö vielä še kaunis tytär tule piiruloih. Tyttäret tuaš šanotah:
Šiki-šoki, piäše hot’ vettä panomah käsiaštieh čuarin pojalla.

A še tuaš tuprahtau šihi, a čuarin poika še i plakkuau kaplukalla piätä vašše i šanou:
Eikö šitä ole parempua piikua, kuin šie?

Toiset kaikin lähettih piiruloih, yksin še tyttö jäi vanhojen kkojen kera kotih. Tuaš pyrkiy akoilta marjua appamah. Akat työnnetäh hänet. Hiän mänöy šauvah luokše, pyörähyttäy šỉtä kolme kertua. Tulou kolme korvuo. Yheššä pešeytyy, toisešša šuoriutuu kuutamokirjasih vuatteih i vielä kaunehemman heposen ottau. Hiän lähtöy ajamah. Tulou, čuarin poika vielä paremmin ottau häntä vaštah. Šielä huvittelou kaiken päivän. Čuarin poika tuaš i kyšyy:
Mistä linnašta šie olet, čikkon?

A tyttö vaštuau:
Šieltä, missä kaplukalla piäh lyyväh, konša vettä viijäh käsiaštieh.

Hiän rupieu lähtömäh, i čuarin poika ašettau oven niin, što šihi stupnin kanta jiäy. Panou ne šotamiehet varteimah. No hiän kultua lykkyäy, i ne ruvetah niitä keryämäh i ei nähä, kunne še tyttö mänöy, lentäy kuin lintu. Hiän tulou, jakšautuu, šilmät hierou tuhkah ta nokeh, jotta ei tunnettais. A ne toiset tullah i ihašteliuvutah, jotta vain kun on kaunis tyttö, oikein kullašša läikkyy kaikki huonehet. A še tyttö šanou:
Enkö hot’ mie ollun?

Ho-ho-hoo, vielä kun et šie, Tuhkimuš, šielä kävellyn! Pisy vain hotehillaš, elä hot’ virka rahvahalla.
No čuari vielä kolmantena piänä luatiu piirut. Panou varukšet vielä paremmat, jotta joutuis rutompah jalka. Kolmantena piänä hommatah piiruja. Tyttäret šuoritah, čuarin poika kyšyy vettä käsiaštieh, a čuarin pojalla on sirkalo kiäššä, konša tulou nuorin tyttö vettä viemäh käsiaštieh. Hiän šillä i hlopniu piätä vašše.
Tuaš kaikki muut lähettih i šanottih nuorimmalla tytöllä, jotta šikapiikoja ei huoli ottua matkah. Hiän tuaš akoilta pyrkiy marjah. Mänöy, pyörähyttäy šauvua. Pešeytyy, šuoriutuu päiväkirjasih vuatteih, a še heponi on kultakarvani, loistau jo monelta virššalta. Häntä čuarin poika ottau ihaštukšišša vaštah, kai kumarteliutuu. Viijäh häntä ylimpäh tvorččah. Šielä kostitah päivä iltah šuate, tanššitah. Čuarin poika tuaš i kyšyy tytöltä:
Mistä linnašta šie olet?
Mistä muašta?
Hiän i vaštuau:
Šieltä, missä sirkalolla lyyväh piätä vašše, kun vettä viijäh käsiaštieh.

Čuarin poika voitau skiäkän tervah, a še šormuš tytöltä i jiäy šihi skiäkäh, konša hiän lähtöy pois. Hiän mäni pihalla, lykkäsi kultua, a čuarin poika še oli varottan šotamiehie, jotta kullista ei šua huolie, pitäy kaččuo, kunne mänöy tyttö. Häntä šotamiehet ei keritty tavata. Tyttö pakeni, a ne šotamiehet jälkeh. A iče tyttö ei kerinnyn piältä heittyä niitä vuatteita, kerkisi vain šilmät noveta.
Čuari šanou, jotta huomena pitäy luatie tarkaštus, kuččuo, kaikki hiäväki kokoh. Kučutah kaikki kokoh, paššautellah, kenen piäštä on paikka lähten, kenen jalašta kenkä lähten, kenen kiäštä on šormus lähten. Kellä paššannou, še onki čuarin pojan akka. No ni kenellä ei paššata. Syöjättäri-akka tyttäreltäh veštäy jalkua, jotta eikö stupni paššuais. Čuarin poika kuččuu Tuhkimukšen kiukualta i šanou:
Tule i šie šieltä tuhkista, eikö šiula paššua.

No še kun tuli ta paneteltih, no kakras. Paikka nin kuin hänen piäštä lähten, stupni kuin hänen jalašta lähten, šormuš kuin hänen šormešta otettu. Tuhkavuatteit t’ernittih, ka kačotah: ka hänellä ollah päivänkirjaset vuattiet piällä!
Čuarin poika šanou:
Täššä on miun nastojaššoi moršien, tämän kera mie rupien elämäh koko ijän!

Čuari venččuau poikah čuariksi, a naisen čarounakši. Hyö piäštih elämäh elvottelomah.
Starina šen pivuš, šen kaunehuš.

Три сестры и царев сын

русский
Были раньше бедные старик и старуха. У них было три дочери. А старшие дочери считают себя лучше младшей, ее не любят. Говорят те старшие дочери:
Поскольку мы бедные, то не отпустишь ли ты, отец, нас к царю в прислуги?

Старик и старуха говорят:
Идите.

Они и отпускают дочерей. Отправляется старшая дочь к царю. По дороге встречается корова с подойником на рогах. Корова говорит:
Выдои меня, мне тяжело с молоком [ходить].

Девушка говорит:
Я не стану из-за тебя свои руки пачкать. Я три года готовилась к царю в служанки.

Идет баран навстречу, на рогах ножницы, говорит:
Выстриги, девушка, меня, мне тяжело с шерстью [ходить].

Девушка говорит:
Я не стану из-за тебя пачкать руки, раз уж я три года собиралась к царю в прислуги.

Идет навстречу старик. У него в шубе очень много вшей, прямо щепкой вшей вычесывает. Он и говорит девушке:
Убей из моей шубы вшей.

Девушка говорит:
Не буду твоих вшей бить, сама завшивею.

Девушка идет к царю и говорит:
Возьмете ли меня в прислуги?

Царь говорит:
Как не возьмем такую красивенькую и чистенькую девушку!

Вторая сестра тоже отправляется к царю, и ей также встречается корова и просит девушку выдоитьдевушка не доит. Идет навстречу баран, просит выстричьдевушка не стрижет. Потом встречается старик, она тоже не убивает вшей у старика. Ну, а царь все же берет ее в прислуги.
Младшая дочка пошла. Встречается [ей] корова, она корову выдоила, молоко выпила. Овцу выстригла и шерсть взяла с собой, у старика целый день била вшей. Старик дает ей в награду палку. Надо только повернуть палкой, и будет всякого добра, чего только девушка пожелает. Ну, потом девушка идет к царю и просится в прислуги. Царь говорит, что "тебя возьму только за свиньями ходить".
Стала девушка за свиньями ходить, и только этой палкой помешает пойлои свиньи очень сильно жиреют. Она вечером и утром свиней кормит, а днем золу нарочно сеет, а сама такая красивая, что даже царь восхищается. А у царя есть сын, и этому сыну не могут на всем свете найти равной. Царь устраивает пир, созывает со всех государств весь народ, и чтобы все непременно пришли.
Царев сын зовет служанок принести воды в рукомойник, а те говорят младшей сестре, что, мол, "ты, замарашка, поторопись налить цареву сыну воды в рукомойник". Она как спрыгнула с кучи золы, царев сын и говорит:
Уходи, бога ради, если уж больше некому принести воды, – и ударил ее карандашом по голове.

Другие девушки пошли на пир, одна эта Тухкимус осталась со старухами дома, их на пир не взяли. Девушка говорит старухам, что "пустите меня хоть по ягодыскучно мне здесь летний день коротать". Старухи ее и отпустили. Она идет в лес к своей палке, проводит палкой три раза вокруг себяи появляются три ушата. В первомвода для мытья, во второмодежда, чтобы нарядиться, а в третьемлошадь. И девушка становится такой красивой, что сказать нельзя. Она надела на себя очень красивые одежды, как звездное небо, и поехала на красивой лошади на пир. Царев сын вышел ее встречать и повел в самое лучшее место веселья, только с ней играет, из рук не выпускает. Спрашивает, брат, у девушки:
Из какого ты города, из какой страны?

Девушка говорит ему, что "я из того города, где карандашом по голове бьют, когда в рукомойник воду наливают".
Царев сын устраивает такой крючок, что когда девушка уходит, то ее шелковый платок остается висеть на этом крючке. Девушка ушла, а царев сын поставил солдат во дворе подкарауливать, куда девушка поедет. А девушка когда вышла, то бросила золотые монеты в воздух, и эти солдаты стали их собирать, а девушка тем временем ушла своей дорогой.
Девушка вернулась на то же место, сняла одежду и перед приходом других села на печь золу просеивать. Пришли сестры, и эта девушка спрашивает, мол, "что же вы видели, что слышали там на пиру?".
Ничего особенного. Только девушка там была такая красивая, что на суше нет подобной, на воде равной, и с ней царев сын целый день играл.
А эта девушка говорит:
Не я ли там была?

А сестры говорят:
Ты, замарашка, не совестно говорить такое!

А царь хочет устроить на другой день пир: не придет ли еще та красивая девушка на пир. На другой день опять собираются на пир. Сестры опять говорят [младшей]:
Замарашка, поди-ка налей хоть воды в рукомойник для царева сына.

Она опять подскочила к нему вся в золе, а царев сын как стукнет ее каблуком по голове и говорит:
Неужели нет получше служанки?

Все другие ушли на пир, одна эта девушка осталась со старухами дома. Опять просится у старух по ягоды. Старухи ее отпускают. Она идет к своей палке, поворачивает ее три раза. Появляется три ушата. В одном моется, в другом одевается в одежду цвета месяца, а из третьего берет лошадь краше прежней. Она едет на пир. Приезжает, а царев сын еще лучше ее встречает. Там развлекается [она] целый день. Царев сын опять и спрашивает:
Ты из какого города, сестра моя?

А девушка отвечает:
Оттуда, где каблуком по голове бьют, когда воду наливают в рукомойник.

Она собирается уходить, а царев сын прилаживает дверь так, что там остается каблук башмака. А солдаты опять караулят. Ну, она золото бросает, и они начинают собирать и не видят, куда девушка уходитлетит как птица. Она приходит, раздевается, мажет лицо золой и сажей, чтобы не узнали. А другие приходят и восхищаются, что, мол, до чего же красивая девушке там была, даже все комнаты золотом засияли! А эта девушка говорит:
Не я ли там была?

Хо-хо-хо, тебе, Тухкимус, там только и ходить! Не сходи с ума, не говори хоть при людях.
Ну, царь на третий день устраивает пир. Девушки собираются, царев сын просит принести воды в рукомойник, а у царева сына в руке зеркало. Когда младшая сестра идет воду наливать, он зеркалом и хлопнул ее по голове.
Опять все ушли и сказали младшей сестре, что свинаркам не место на пиру. Она опять у старух отпрашивается за ягодами. Идет, поворачивает палкой. Умывается, одевает одежду цвета солнца, а у лошади шерсть золотая, за несколько верст сверкает. Царев сын с восхищением ее встречает, даже раскланивается перед ней. Там угощаются весь день до вечера, танцуют. Царев сын опять и спрашивает у девушки:
Из какого ты города,
из какой страны?
Она и отвечает:
Оттуда, где зеркалом по голове бьют, когда воду наливают в рукомойник.

Царев сын намазывает дверную ручку смолой, и кольцо у девушки и остается на этой ручке, когда она уходит. Она вышла во двор, бросила золота, а царев сын уже предупредил солдат, чтобы не бросались на золото: надо выследить, куда пойдет девушка. Солдаты не успели ее поймать. Девушка убежала, а солдаты за ней. Девушка не успела снять с себя ту одежду, только успела запачкать лицо сажей.
Царь говорит, что завтра надо устроить проверку, собрать всех гостей. Собрали всех, примеряют, с чьей головы платок, с чьей ноги башмак, с чьей руки кольцо. Кому будет впору, та и будет женой царева сына. Но никому не подходит. Баба Сюоятар у своей дочери обтесывает ногу, чтобы башмак влез. Царев сын зовет Тухкимус с печи и говорит:
Выходи-ка и ты оттуда из золы, не подойдет ли тебе.

Ну, она как слезла оттуда и примерила, так все как раз: платок как будто с ее головы, башмак как будто с ее ноги, кольцо как будто с ее пальце. Сдернули с нее грязную одежду, смотрятна ней одежда цвета солнца!
Царев сын говорит:
Вот моя настоящая невеста, с ней я буду жить всю жизнь!

Царь дал сыну престол, Тухкимус стала царицей. Стали они жить-поживать.
Сказка такой длины, такой красы.