[Традиционный рекрутский плач]
русский
Отправляется, выращенный мой, в печальную жеребьевую дорогу.
Снаряженный мой снаряжается в великую военную дороженьку.
Да чем же я, горемычная, утешусь? Как я, тоскливый стан, жить буду, когда уведут моего выношенного, красивую курицу.
Моего убаюканного на погибельную дорогу отправляют, так к кому же буду я похаживать и кто же будет мне хлеб приносить?
Взращенный мой как уйдет по этой дальней путь-дороженьке, так уж не смогу пойти к нему, как уже состарилась и прожила свой век.
Созданный мой уходит по этим чужим проезжим дорогам. Кто будет приходить ко мне, несчастному стану, отжившей свой век?
И выращенного своего собрала в дорогу по жеребию на чужую сторону любимого света.
Взращенного моего увели по этим дальним дорогам, и не смогу я свидеться с ним на этих чужих дальних дорогах, как одна скитаюсь по трудным работам чужих выношенных.
И не могу больше странствовать, потому как дни горемычного стана уже в закате. И не могу больше ходить на тяжелые работушки к чужим созданным, как отправили моего златоволосого, мной созданного, в печальный путь по чужим проезжим дорогам.
В путь-дорогу по жеребьевке отправили моего созданного. Кто теперь будет поздним вечером домой возвращаться, когда [чужие] созданные с тяжелых работ будут приходить? Так ведь печальное сердце моего печального стана разволнуется, когда созданные чужих созданных будут возвращаться после трудных работ у любимых созданных.
Моего взращенного увели по проезжим дорогам, так кого же я буду поджидать поздним вечером перед сном? Поздним вечером лягу на свою постель, так ведь не смогу никак успокоиться, а все буду прислушиваться, не возвращается ли уже с дальней дороги? Да, кажется, не так скоро он вернется.
И не смогу, однако, слабый стан, дождаться, хоть и дожидаюсь давно, и никто не приголубит меня.
И никто ведь не придет навестить мой горемычный стан, как уже в моем поникшем стане угасает жизнь.
Провожают на подветренную сторону славного света моего среднего убаюканного, который приходил хоть с ласковыми словами ко мне, к поникшему стану, и ведь больше не приласкает, как в немилую путь-дорогу отправляю своего убаюканного.
С путей-дорог чужие убаюканные приходят, да у меня, у поникшего стана, потемнеет от горя слабое сердце, потому как не придет ко мне в самые поздние вечерние сумерки и не покажется на самой ранней утренней заре, как из родных строений с порогами в холодную чужую путь-дорогу отправили моего, мной в бане выпаренного.
И строений с порогами уже нет у меня, у несчастного стана, чужие в бане выпаренные превратили эти пороги в пламя с искрами.
Из-за этого, несчастный стан, давно уже хожу с несчастными водицами, пока еще хоть ходить могу, по холодной стороне чудесного света.
И письма-весточки ведь не смогу направить в преклонные дни своей жизни, хоть бы письма-весточки приходили, так повеселело бы мое похолодевшее сердце горемычного стана.
Изойду в конец с этого мудрого света, ведь уже закатились и миновали красивые дни моего скорбного стана. Уж не дождусь его с красивого света и чужих печальных путей-дорог.