[Безручка]
    
        русский
    
      
        Были когда-то там муж да жена. Жили-были они, родилось у них всего двое детей, девочка да мальчик. Старик да старуха умерли, девушка осталась восемнадцати лет, а парень семнадцати лет. Они, брат да сестра, живут два года вместе. Брат говорит:
 – Хой, сестра, мне надо жениться. 
 Сестра говорит:
 – А до женитьбы купи мне машину [швейную], я буду шить одежду. 
 
 Брат покупает машину и говорит сестре:
 – На этой машине ты не шей простую одежду, шей только шелк. 
 Сестра как старше, так и говорит брату:
 – Ты начни охотиться. 
 А сестра была очень удачливая, и брат ее слушался. 
 
 Да и женится он на дочери бабы Сювяттери. Брат поселил сестру на девятый этаж шелк шить. По утрам, как идти на охоту, все идет к сестре за благословением, говорит:
 – Благослови меня, сестра, на охоту. 
 Она говорит:
 – Спас благословит. 
 А жене не по нраву, почему он идет к сестре за благословением. Она взяла в первый день из шести овец в хлеву лучшую овцу зарезала. Только приходит муж домой, так жена и говорит:
 – Можешь идти к сестре за благословением – из шести овец лучшую зарезала. 
 А муж отвечает:
 – Зарезала, так пусть режет, сегодня я две достал! 
 
 Отправляется на второй день брат на охоту и опять идет к сестре за благословением, говорит:
 – Благослови меня, сестра, на охоту. 
 Она говорит:
 – Спас благословит. 
 Жене так уж это не по нраву, и она из шести коров лучшую режет. Вечером бежит встречать уже на крыльцо и говорит:
 – Можешь ходить к сестре за благословением – сегодня из шести коров лучшую зарезала. 
 Брат не сердится, говорит:
 – Зарезала, так пусть режет, две достал и сегодня. 
 
 На третий день идет за благословением, говорит:
 – Благослови меня, сестра, и сегодня на охоту. 
 Сестра благословляет. А у них есть оставшийся от отца жеребец восьмилетний. Жена взяла на третий день да и зарезала жеребца. Вечером с ревом бежит мужу навстречу, говорит:
 – Можешь ходить к сестре за благословением – сегодня жеребца зарезала. 
 Брат все равно не рассердился, только буркнул:
 – Дался он ей. 
 
 На четвертый день опять идет брат к сестре за благословением. А в лесу он выручает, поди знай, на сколько тысяч. На четвертый день жена взяла и убила ребенка в животе, а сама разлеглась на полу. Приходит муж домой, так она говорит:
 – Можешь идти за благословением к сестре – в животе ребенка убила, да и сама я при смерти. 
 Брат так опечалился, сел на стул и думает, что теперь делать? Он запрягает лошадь в темную карету. Идет наверх к сестре и говорит:
 – Одевайся теперь, сестра, одевайся! 
 – Куда, братец, ты берешь меня в темной карете, у меня шелка и все тут неубранными останутся. 
 
 Посадил сестру в темную карету и поехали. Приезжает он в глухой лес. Взял и у сестры ноги по колено отрубил, по локоть руки отрубил. Бросил сестру в глухом лесу, сам домой уехал. Тут кровь осталась от ее рук и ног. Сестра там кровавыми слезами плачет, никуда не может попасть. Три голубка прилетают на ее кровь. Одна голубка и заговорила, молвит:
 – Не плачь ты, милая женщина, а иди в сад царевича. 
 Девушка эта на вид такая красивая, что ни словом сказать, ни в песне воспеть. Ну, она катится, катится в сад царева сына. В один день она ягодку и взяла в саду. Царевич приходит в сад, удивляется, говорит:
 – Ну что за чудо, как ягодка потерялась, в сад никто не заходил. 
 
 На второй день царевич пишет записку: "Если ты старше, явись, возьму в матери, а если со мной однолетка женщина – возьму либо в жены, либо в сестры". 
 Она на следующий день по саду катится и берет еще яблочко и записку читает. На третий день царевич всякой еды приносит на стол в саду и пишет: "Будь какая угодно, теперь придется показаться". Она в ответ пишет: "Я крещеная, да только нет ни рук, ни ног". Царевич думает, теперь придет, и оставляет дверь шкафа открытой. Хрустальный шкаф. Она на четвертый день катится и садится за стол. За столом eст-пьет и заходит в хрустальный шкаф и закрывает дверь шкафа. Царевич ходит посвистывает и говорит: "Ну что это за чудо, кушанье ест, пьет, а не показывается". Девушка шкаф потихоньку и шевельнула. 
 
 Три месяца царевич кормит. Открывает дверцу шкафа, так там такая хорошая и красивая девушка, и глаз не отвести, только нет рук да ног. Тут они знакомятся, и он берет девушку в жены. Месяца три там держит в шкафу, кормит, не пускает никуда. Уже сошлись и все, а царь не знает, что у сына жена. Смотрит царь, сын не ест, не пьет, все худеет, что-то неладно. У него [царевича] уже жена забеременела, царевич ее снимает, берет эту карточку, и говорит отцу: "Теперь, отец, я хочу жениться, оттого и худею. Отправь теперь во все царства слуг, снимать людей, девушек, пусть на это уйдет хоть сколько богатства, потом я жену выберу". 
 
 Месяц-второй проходит, приходят слуги и привозят тысячи карточек. Смотрят царь и царица эти карточки, и сын смотрит. Царевич берет свою карточку из кармана и кладет с другими. Царю и всей их родне понравилась эта карточка, а еще не видели эту женщину. Сын говорит: "Благослови, мать, я теперь ее возьму в жены, будь она далеко ли, близко ли". 
 
 Царь, конечно, сыну не перечит и дал благословение жениться. И берет царевич эту девушку в жены, а она уже беременна. Только женится царевич, и получает он срочный пакет, что ему надо явиться на войну. И уезжает царевич с войском на войну. Его отправляют, провожают. С месяц времени проходит, жена родила ребенка. Ему отправляют письмо, что жена родила ребенка, сына – солнышко на макушке светит, месяц на лбу сияет, и на каждом волосочке по звездочке. Отдают письмо почтальону, [чтобы] отнести царевичу. А почтальон, вишь, был мужик уже старый. Идет, идет и в первой деревне останавливается на ночлег. В дом на ночлег просится, так хозяйка спрашивает:
 – На ночь пустим, да куда ты направляешься? 
 – Иду, – говорит, – царевичу письмо отнести, жена сына родила. 
 
 И угодил старик ночевать как раз в дом ее брата. У хозяйки баня истоплена. Она говорит:
 – Не пойдёшь ли, дядя, в баню? 
 Старик в баню пошел, невестка почту раскрывает и читает письмо. Письмо прочитала и порвала, на место пишет новое: "И не свинья, и не поросенок – такого сына родила твоя жена". 
 Царевич в ответ пишет: "Будь хоть какой, пусть до моего приезда будет там". На обратном пути старичок приходит на ночь в тот же самый дом. Опять баню истопила, [хозяйка] говорит: "Иди, дядюшка, с дороги попарь ноги". Сама берет письмо, рвет его, на место пишет новое: "Hи ночи, ни дня не держать тут. Положить в бочку мать и сына и бросить в море". 
 
 Царю и царице уж очень тяжело класть ее туда в бочку, но перечить сыну не могут, и кладут ей в эту бочку продуктов на шесть недель. В письме написано: "Ни ночи, ни дня не держать", а они уже две недели собирают их, не могут расстаться, так им жалко внука и невестку. И отправили их в бочке плыть по морю. 
 Они плывут, плывут по морю шесть недель. Мальчик говорит:
 – Уже ли, матушка, выбью дно? 
 Говорит:
 – Не выбивай еще, сынок, как бы не были мы еще в открытом море! 
 Уже бочка стала о камни постукивать:
 – Уже ли теперь, мать, оттолкнусь? 
 – Топни теперь, сынок. 
 
 Мальчик как топнет, в бочке дно и отлетело, и вышли на берег. Идут на берег, останавливаются на зеленом лугу, устали плывя по морю. Еда и питье у них кончились. Мать устала и прилегла отдохнуть, колодца-то и не заметила, а мальчик остался играть. Мальчик играл, играл, да в колодец и упал, а мать заснула, не видит. Просыпается мать, а мальчика-то не видать. Она плачет, плачет, прямо закатывается. Подходит седой старичок, с книгой в руке, говорит:
 – Чего плачешь, милая женщина, кровавые слезы роняешь? 
 Женщина ему отвечает:
 – С восемнадцати [лет] как стала плакать, хватило бы слез выкупаться самой, сколько у меня выплакано. 
 – Попробуй, – говорит старик, – сунуть культяшки в колодец, тут колодец рядом. 
 
 Сунула обрубки рук в колодец, а ей там сын в колодце попался. Стала ребенка на землю опускать, а у нее уже руки есть, настоящие руки. Она обрадовалась, себя не помнит, откуда руки взялись. Старичок смотрит на это и говорит:
 – Помочи ноги в колодце. 
 Она сунула обрубки ног в колодец, поднимает оттуда, так у нее уже и ноги стали такие, какие раньше были. Она обрадовалась, и старичку на шею. Потом берет ребенка и отправляется в путь, а у ребенка на голове платок завязан. Идет, идет и попадает в ту самую свою деревню. Она узнает дом брата и заходит в тот дом, говорит:
 – Не пустите ли с ребенком ненадолго отдохнуть? 
 Мужик говорит:
 – Бывало у нас ночлежников. Куда выгонишь с ребенком на ночь? 
 
 А жена отвечает:
 – Никаких ночлежников сегодня тут не надо! Сегодня на ночь приедет царевич по пути домой, и нищих на ночь не надо. 
 – Устала я, добрая хозяйка, с ребенком, уж пусти ты, а у тебя пусть с моего слова сбудется все, что только пожелаешь. 
 А муж говорит:
 – Куда отправим на ночь глядя с ребенком, она на печке и поспит. 
 
 Женщина эта залезает на печь и ложится на печке спать, ребенка кладет к стенке, а сама с краю. 
 Царевич вдруг наезжает с войском ночевать, по пути домой. Царевич приходит, похаживает по полу в тревоге, не терпится ему скорей домой попасть. Потом он говорит:
 – Не умеет ли кто сказки рассказывать? 
 Муж говорит:
 – Я не умею. 
 Царевич говорит:
 – А что же эта женщина на печи, не умеет ли она? 
 А женщина и говорит:
 – Я бы, сынок, о себе могла сказки сказывать. 
 
 Невестка ее, видно, что-то догадывается, подскочила, говорит:
 – Я не очень-то люблю сказки слушать, поговорите о военных делах да о другом. 
 А царевич еще больше пристает, говорит:
 – Сказывай, сказывай, тетушка, говори, ничего не бойся. 
 Говорит:
 – Сказку расскажу, только бы сказку не прерывали. 
 Она и начала рассказывать, как она жила с братом, как ей руки и ноги отрубили да в глухом лесу бросили. 
 А брат и ляпнул;
 – Уж не так и было-то. 
 
 А было такое условие: кто cкaзкy перебьет, с того сто рублей денег либо в подпол на то время, пока сказку сказывает. Брата уже и спустили в подпол. А женщина дальше сказывает. Царевич думает: "Эта сказка о моей жене, только не знаю, кто рассказывает". Женщина дальше рассказывает:
 – Родила сына, почтальон заночевал у дочери бабы Сювяттери, та подменила письмо... 
 А невестка не вытерпела, говорит:
 – Не так ведь было-то. 
 
 Царевич и ее в подполье. Женщина-то не говорит, что "я родила", а говорит: "Она родила сына: месяц на лбу сияет, солнышко на макушке светится, на каждом волосочке по звездочке". А мальчик тут и вставил: "Мама, это ведь у меня так". 
 
 Царевич думает: "Что теперь"? Поднимается на печку, взглянул – так своя жена, только руки и ноги есть. Стянул с ребенка платок, так вся изба засветилась и на каждом волосочке по звездочке. 
 Тут царевич благословил жену женой, сына сыном, а этим взял, мужу и жене, шашкой головы отрубил. Ребенка и жену крест-накрест расцеловал. 
 А меня еще вином угостил из бездонной рюмки.