Мать стелет постель
русский
Из пуха уточек-морянок постелю тебе постелюшки,
из пуха пташек-ласточек подушечки,
из восьми овечьих шкур сшитые одеяльца.
Стелю постелюшки на эти ноченьки,
[чтобы] спала моя любимая выращенная.
(И укладывают ее спать. А утром, как начнут будить, невеста приглашает, зовет мать:)
Почему же ты, моя золотая милостивая,
первый раз в эти утречки меня, несчастную, не кличешь?
В прежние утречки [ты] очень часто кликала,
а в эти утречки не зовешь меня.
Хоть [ты], славная милостивая, расстелила перинушки
из пуха уточек-морянок,
и подушечки из пуха птичек-ласточек,
да одеяльца из восьми овечьих шкур,
все равно, моя милая, меня вырастившая,
эти ночки были для меня, несчастной,
очень длинные ноченьки.
Спала [я], бедное дитя,
как в муравейничках ворочалась.
Удрученное дитя, уснула только под утречко,
все не могла уснуть спокойно.
В этот раз, как только уснула, сны [я] видела:
вроде как бы с северных сторонушек
поднялись темно-синие тучушки.
И как будто с этих тучек начало
сечь меня, кручинную, градиночками.
(Видишь ли, раз уходишь жить к другим, так будто это она и видит во сне...
– А можешь ли ты это причитывать голосом?).
[Причитывает то же самое:]
Уж приготовила ты, моя дорогая женщина,
в эти прекрасные вечера для удрученной детушки постелюшки.
Все из пуха уточек-морянок постелила,
моя дорогая женщина милостивая
и сбивала, золотая милостивая, подушечки
из пуха, взятого с головок птичек-ласточек,
и расстелила ты, моя женщина милостивая,
одеяльца из восьми овечьих шкур.
А все-таки [я], бедное дитя,
спала эти ночки, словно в муравейничках.
Не смогла, горемычное дитя, крепким сном забыться.
Лишь ранним утречком уснула, задремала [я],
сникшее дитя, сном некрепким.
И снилось удрученной деточке во сне:
поднялись с южной стороны тучки очень темные.
И как поднялись другие темные тучки с северной стороны
и начали меня, несчастное дитя, градом сечь.
Видно, оттого бедной деточке приснилось,
что к миром выращенным собираюсь.
(Ну, правильно ли вышло)?